Эрнест Хемингуэй - Пятая колонна

Филип идет в ванную. Потом выходит.

Горячей воды нет. Единственное, ради чего мы живем в этой проклятой мышеловке, это горячая вода, — так теперь и ее нет!

(совсем сонный) . Мне очень грустно, что сорвалось, Я был уверен, что приедут. Кто ж их знал, что они не приедут.

Раздевайся и ложись спать. Ты разведчик, каких мало, ты отлично это знаешь. Никто бы не сделал того, что делаешь ты. Не твоя вина, если они отменили обстрел.

(силы его окончательно истощены) . Спать хочу. Даже голова кружится, так спать хочу.

Давай я уложу тебя. (Снимает с него сапоги, помогает раздеться. Потом укладывает на кровать.)

Хорошо в постели. (Обнимает подушку и раскидывает ноги.) Я всегда сплю, уткнув лицо в подушку, по крайней мере, утром никто не пугается.

(у двери ванной) . Располагайся поудобнее. Я переночую в другом месте.

Филип входит в ванную, слышно, как он там полощется. Он выходит в пижаме и халате, открывает дверь в смежную комнату, пролезает под плакатом, подходит к кровати и ложится.

(в темноте) . Милый, сейчас поздно?

Около пяти.

(очень сонная) . Где ты был?

В гостях.

(все еще в полусне) . А свидание состоялось?

(переворачивается на другой бок, так что они лежат спина к спине) . Он не пришел.

(очень сонная, но ей не терпится сообщить новость) . А обстрела не было, милый.

Вот и хорошо!

Спокойной ночи, милый.

Спокойной ночи.

В открытое окно доносится отдаленная пулеметная дробь: поп-поп-поп. Они лежат очень тихо, потом слышен голос Филипа.

Бриджес, ты спишь?

(совсем сонная) . Нет, милый; я не буду спать, если…

Я хочу тебе кое-что сказать.

(сонная) . Да, дорогой?

Я хочу сказать тебе две вещи. Во-первых, у меня мурашки, а во-вторых — я тебя люблю.

Бедненький мой Филип.

Я никогда никому не говорю, когда у меня мурашки. и никогда никому не говорю, что люблю. Но я люблю тебя, понимаешь? Ты меня слышишь? Ты чувствуешь, что я здесь? Ты слышишь, как я это говорю?

А я тебя тоже люблю. С тобой хорошо. Ты как снежный буран, только снег не холодный и не тает.

Днем я тебя не люблю. Днем я никого и ничего не люблю. Слушай, я вот что еще хочу сказать. Хочешь выйти за меня замуж, или просто всегда быть со мной, и ездить со мной повсюду, и быть моей любимой? Ты слышишь, я это говорю. Видишь, вот я и сказал.

Лучше замуж, милый.

Да-а. Странные вещи я говорю по ночам, правда?

Я бы хотела, чтоб мы поженились и много работали и чтобы у нас была хорошая жизнь. Знаешь, я вовсе не такая глупая, как кажется, а то бы я не была здесь. И я работаю, когда тебя нет. Только вот готовить не умею. Но ведь в нормальных условиях для этого нанимают прислугу. Ох, ты! Мне нравится, что у тебя такие широкие плечи, и походка, как у гориллы. и такое чудное лицо.

Мое лицо станет много чуднее к тому времени, как я закончу свою работу.

Ну, как мурашки, милый? Проходят? Хочешь, расскажи мне про твои мурашки.

А ну их к черту. У меня они так давно, что, если они совсем пройдут, мне чего-то будет недоставать. Я еще одну вещь хочу сказать тебе. (Говорит очень медленно.) Я хотел бы жениться на тебе, и уехать, и бросить все это. Я это сказал? Ты слышала?

Ну, что ж, милый, так и будет.

Нет, не будет. Даже сейчас, ночью, я знаю, что этого не будет. Но мне приятно это говорить. Я люблю тебя. Черт, ах, черт, я люблю тебя. У тебя такое тело, какого нет ни у кого на свете. И я до смерти люблю тебя. Ты слышишь?

Да, радость моя, только про мое тело — это тебе кажется. Тело как тело, но мне приятно слышать, как ты это говоришь. Ну, расскажи мне про свои мурашки, может быть, они пройдут.

Нет. У каждого свои мурашки, и никому неохота передавать их другому.

Может быть, попробуем заснуть? Милый ты мой. Мой милый снежный буран.

Уже светает, и я начинаю приходить в себя.

Пожалуйста, постарайся уснуть.

Слушай, Бриджес, что я тебе еще скажу. Уже светает.

(затаив дыхание) . Да, милый?

Если ты хочешь, чтоб я заснул, Бриджес, возьми молоток и стукни меня по голове.

Занавес

Конец второго акта

Время: пять дней спустя. Те же два смежных номера в отеле «Флорида» — 109 и 110. Декорация та же, что и в сцене 3 акта II, только дверь, соединяющая оба номера, открыта. Плакат внизу надорван, и в комнате Филипа на ночном столике стоит ваза с хризантемами. Справа от кровати, у стены, — этажерка с книгами, а кресла в кретоновых чехлах. На окнах занавески из того же кретона, на постели покрывало. Петра аккуратно вешает костюмы в шкаф. Затем, нагнувшись, убирает в ящик три пары до блеска начищенных мужских ботинок. В соседней комнате Дороти перед зеркалом примеряет пелерину из черно-бурых лисиц.

Петра, подойдите сюда!

(выпрямляя свое маленькое старушечье тело) . Иду, сеньорита.

Петра выходит в коридор, затем стучит в дверь номера 109 и входит.

(Всплеснув руками.) О сеньорита, какая прелесть!

(рассматривая себя в зеркало через плечо) . Что-то не то, Петра. Не знаю, в чем тут дело, но что-то не то.

Но это очень красиво, сеньорита!

Нет, воротник испорчен. А я плохо говорю по-испански и не могу ничего объяснить этому кретину-меховщику. Настоящий кретин!

Слышно, как кто-то идет по коридору. Это Филип. Он открывает дверь номера 110 и озирается. Снимает кожаное пальто и швыряет его на постель, затем кидает берет на вешалку в углу. Берет падает на пол. Филип садится на одно из кресел в кретоновом чехле и снимает сапоги. Оставляет их среди комнаты, — с них течет вода, — и подходит к кровати. Снимает с кровати свое пальто и швыряет его как попало на стул. Затем ложится на кровать, вытаскивает подушки из-под покрывала, подкладывает их все под голову и зажигает лампу. Протянув руку, открывает дверцу ночного столика, достает бутылку виски, наливает немного в стакан, которым аккуратно было накрыто горлышко графина, и с размаху доливает в стакан воды. Держа стакан в левой руке, правой достает книгу с полки. С минуту лежит тихо, потом пожимает плечами и беспокойно ворочается. Наконец отстегивает от пояса кобуру и кладет ее на покрывало возле себя. Поднимает колени, делает первый глоток и принимается за книгу.