Эрнест Хемингуэй - Пятая колонна

(из соседней комнаты) . Филип, Филип, милый!

Да?

Пойди сюда.

Нет, дорогая.

Я хочу тебе кое-что показать.

(читая) . Принеси сюда.

Хорошо, милый. (Бросает последний взгляд в зеркало.)

Она очень красива в пелерине, и воротник ничуть не испорчен. Она входит в комнату, горделиво, с большим шиком и изяществом, словно манекенщица, демонстрирующая модель.

Где ты это взяла?

Купила, милый

На какие деньги?

На песеты.

(холодно) . Очень мило.

Тебе не нравится?

(все еще не спуская глаз с пелерины) . Очень мило.

Что с тобой, Филип?

Ничего.

Ты хочешь, чтобы я совсем перестала одеваться?

Это твое личное дело.

Но, милый, это же страшно дешево. Мех стоит всего-навсего тысячу двести песет шкурка.

Это жалованье интербригадовца за сто двадцать дней. Постой. Это четыре месяца. Я не припомню ни одного, который четыре месяца пробыл бы на фронте и не был ранен или убит.

Но, Филип, это не имеет ни малейшего отношения к бригадам. Я купила песеты в Париже на доллары, по курсу пятьдесят за доллар.

(холодно) . Вот как?

Да, милый. И почему мне не покупать лисиц, если хочется? Кто-нибудь же должен их покупать. На то они и существуют, а обходятся они дешевле, чем по двадцать два доллара шкурка.

Замечательно. А сколько тут шкурок?

Около двенадцати. Ну, Филип, не сердись.

Ты, как видно, недурно наживаешься на войне. Как ты провезла свои песеты?

В банке с кремом «Мум».

«Мум», ну конечно, «Мум». Вот именно «Мум». Ну и как? Запах «Мума» отшиб запах твоих денег?

Господи, Филип, откуда такая щепетильность?

В вопросах экономики я всегда щепетилен. Я думаю, твои песеты с черной биржи не станут белее ни от «Мума», ни от этой другой гадости, которую употребляют дамы, — амолин, что ли.

Если ты будешь дуться из-за моей пелерины, я уйду от тебя.

Пожалуйста.

Дороти направляется к двери, но оборачивается и говорит просительно.

Ну не надо из-за этого дуться. Будь благоразумен и порадуйся, что у меня такая красивая вещь. Знаешь, о чем я думала перед твоим приходом? Я себе представила, что бы мы могли сейчас делать в Париже, вот так, под вечер.

В Париже?

Уже начинает темнеть, и у нас с тобой свидание в баре отеля «Ритц», и на мне эта пелерина. Я сижу и жду тебя. Ты входишь, а на тебе двубортное пальто в талию, на голове котелок, а в руках тросточка.

Ты начиталась американского журнала «Эсквайр». Ты же знаешь, что он не для чтения, а только для рассматривания картинок.

Ты заказываешь виски с перье, а я потягиваю коктейль с шампанским.

Мне это не нравится.

Что не нравится?

Твоя сказочка. Если тебе угодно грезить наяву, не впутывай меня, пожалуйста, в свои грезы.

Это только игра, милый.

Ну так я больше не играю.

А раньше ты играл, милый. И как весело было.

Считай, что я выбыл из игры.

Разве мы не друзья?

Ну конечно, мало ли друзей заводишь во время войны.

Милый, перестань, пожалуйста! Разве мы не любим друг друга?

Ах, это. Ну, разумеется. Отчего же. Конечно.

А разве мы не уедем вместе, не будем жить весело, не будем счастливы где-нибудь вдвоем? Вот как ты всегда об этом говоришь по ночам.

Нет. Даже через сто тысяч лет этого не будет. Никогда не верь тому, что я говорю по ночам. По ночам я вру без зазрения совести.

А почему мы не можем сделать того, о чем ты говоришь по ночам?

Потому что я занят делом, при котором так не бывает — уезжать вместе, и весело жить, и быть счастливыми вдвоем.

А почему?

Во-первых, потому, что, по моим наблюдениям, ты слишком занята. А во-вторых, все это кажется весьма несущественным по сравнению с целым рядом других вещей.

Зато ты никогда не бываешь занят.

(чувствует, что говорит лишнее, но все же продолжает) . Нет. Но когда здесь кончится, я пройду курс дисциплины, чтобы избавиться от анархических привычек, если я их приобрел. Меня, вероятно, опять пошлют на работу с пионерами или еще куда-нибудь.

Ничего не понимаю.

Вот именно потому, что ты ничего не понимаешь и никогда не сможешь понять, мы не уедем вместе, и не будем весело жить, и так далее.

Это хуже, чем «Череп и кости».

Что это еще такое, «Череп и кости»?

Такое тайное общество, к нему принадлежал один человек, за которого я чуть было не вышла замуж, но вовремя одумалась. Там все очень возвышенно и страшно добродетельно и нравственно, и тебя приводят туда и посвящают во все перед самой свадьбой, и когда меня посвятили во все, я отменила свадьбу.

Отличный прецедент.

А разве нам нельзя быть как сейчас, пока мы вместе, если уж не навсегда, и любить друг друга, и не ссориться?

Если хочешь.

Хочу.

Во время разговора она отошла от двери и теперь стоит возле кровати; Филип смотрит на нее, потом встает, обнимает ее и, как она есть, в пелерине, сажает рядом с собой.

А мех мягкий, приятный.

От него не пахнет, правда?

(прижимаясь к ее плечу) . Нет, не пахнет. И приятно чувствовать тебя под мехом. И я люблю тебя, провались все на свете. А сейчас всего-навсего половина шестого.

И пока это так, пусть так и будет, да?

(сдаваясь) . Изумительно приятный мех. Хорошо, что ты купила его.

Он крепко прижимает ее к себе.

Даже если это и ненадолго, пусть так и будет.

Да, пусть будет.