Иван Лажечников - Матери-соперницы

      Что ж он?.. скажи скорей.

Царь гневом воспылал таким, в каком
Его я никогда не видел. Кстати,
Волоцкий Иосиф написал ему
Посланье, грозное вельми, против
Еретиков. Потребовал к себе
Царь тотчас Мамона и приказал
Ему на сборище ночное грянуть
И захватить всех недругов твоих.

А с той?

     Судьба ее решится ныне.
Потом царь о тебе стал говорить,
Да грустно так, что сердце у меня
Заныло, словно умирать собрался.
«Вот люба мой, — сказал он мне —
А слезы на глазах его дрожали, —
Семейка областей и городов
Растет вокруг меня, а я один,
Как перст: в семье своей родной, не слышу
Ни слова милой ласки, ни утехи.
Бежит меня невестка, сын ее
Мальчишка добрый, да куда недальний.
Ни дум моих, ни слов не понимает.
А было время, близ меня жена и друг,
Помощница, советница, всё, всё,
Чего недостает мне в те года,
Когда и ласка и совет так нужны,
В груди моей, в глазах она читала».

Так и сказал он?

        Слово в слово так.

О, Господи, зачем к ногам его
Меня не допустил в тот час!..
Я облила б их жгучими слезами.

Потом он сына вспомнил.

            Что ж сказал?

«А сын, Василий — тешила меня
Надежда на него — отважен, горд,
Писание святое знает твердо,
Разумен, не чета ребенку Дмитрию».
Что ж, я сказал, ошибку сделал ты,
Поправить можно, все в твоей же власти.
Ответ ты Богу дашь перед народом,
Что недостойному вручил державу,
Которому не смочь десницей слабой
Ее сдержать. Царь встречу любит
Своим речам, как знаешь ты сама;
И вот он поддался... Пришел тебе
Я повестить, что ныне ж, может быть,
Сейчас, он собирается к тебе, княгиня.

А я и не оделася, как должно,
Чтобы его принять.

Ко мне?.. сегодня?..
О, Господи! благодарю Тебя.
От счастия не умереть бы мне!
Спасибо и тебе, слуга мой верный;
По гроб твоей я не забуду службы,
Зайди к Василию, да накажи
На случай, если б царь позвал его,
Чтоб дух смирил строптивый для меня,
Для счастья своего и для народа.

Теперь в руках моих ты, Волошанка!
Какую песенку споешь нам нынче,
Послушаем. Не спал ли голосок!

Нет, к сердцу, Софьюшка, моя голубка.
Мне у тебя прощения просить —
За то, что оскорбил тебя безвинно,
Что в гневе недругов твоих послушал.
Порядком же и я им отплатил.

Лишь очи ясные твои блеснули,
Забыто все. И солнышко, смотри,
Играет ярче; так в моем и сердце.
Кругом меня, мне слышится теперь,
Как будто песни брачные поют.

По-прежнему, разумница моя,
И ты мне речи сладкие поешь.

А у тебя во терему, как было,
Когда в последний виделся с тобой,
Так и теперь. Вот у кровати
Твоей и трость моя. Забыл тогда:
Примета верная, что ворочусь;
Так видишь, люба, воротился ныне.
А чтоб не разлучали боле нас,
Велел я недругов твоих сослать
Туда, где целый год зима бывает.
Теперь по-прежнему мы заживем.
Сюда я Мамона с докладом жду;
Да вот и сам он, на помине легок.

По твоему приказу, господине,
Князей, бояр и многих (имя рек)
В монастыри далекие отправил
И Схариа жида прогнал за город,
Чтоб духа никогда его не пахло
Нечистого в Москве; а прочих
Казнить прикажешь?

          Казнью не сотрешь
Ты ересь, только расплодишь глупцов;
А чтобы дурь из головы их выбить,
Хочу лишь наказать одним стыдом
Вели ты посадить их на коней
Лицом к хвосту, одеждой наизнанку.

Чтоб им на голову смешней набросить?

Так шлемы берестовы, с острым верхом
Надеть, как бесы пишутся у нас,
С мочальными кистями, не забудь.

Венец бы им соломенный накинуть.

Добре ты вздумала, ярлык пришить
На шлем. Что ж мы на нем надпишем?

«Се сатанино воинство». Прибавь
Еще чего-нибудь.

        «Враги Христовы».

Суконника бы Золотого надо
Каким бы знаком отличить.

             Да разве
К спине приделать горб и надписать:
«Прилука женская».

          Тут не одна
Красотка, глядя на него, заплачет.

Поплачут пусть, другие посмеются.

Не вынесет суконник Золотой
Позора, петлю на себя накинет
Или утопится в реке.

          Так черту
Баран. По улицам провесть, чтоб бегал
Народ за ними. Будет же потеха!

Теперь же... главное было забыл,
Ты призови сюда Алену с сыном.

Поклонами земными не умолишь
Своей вины богопротивной — встаньте.
Бесстыдница, чего достойна ты?
Когда б тебя судили по уставу
Церковному, живую б в землю врыли
И твой нечистый труп без погребенья,
Какое христианам подобает,
По косточкам бы волки разнесли
На все четыре ветра. Говорить
Не буду, что тебя ждет на суде
Господнем. Будь Его святая воля!
Но я глава семейства и отец Ивана,
Любимого мной детища, и мужа,
Избранного тобой — и наконец я царь —
И должен быть твоим судьей земным.