Юлиан Тувим - Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

Но в сердце камня, в гранитном сердце,
Живёт немая душа вершин:
Он сын обвалов и снежных смерчей,
Пришедший к людям в грозе лавин.

Душа моя – валун печальный:
Ей чужды краски земных цветов. —
В ней вечный холод идей кристальных,
В ней отблеск знанья, как отсвет льдов. [65] В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NB!».

Я – созданье неведомых чар.
Дух мой – пляска скользящих теней…
Злые искры рождает удар:
Кто-то соткал меня из огней.

Я – потоки испуганных искр.
Убегающих к холоду тьмы.
…и вращается времени диск.
И пространство, как стены тюрьмы.

Отгорю и умру в беге дней…
(Где безвестная Жизни страна?!)
Я – полёт чьих-то робких теней.
Я – видение вещего сна…

Товарищ дней хмурых, мой старый рояль…
Как много забытых созвучий,
Рождавших мечты, уносящие вдаль,
Ты скрыл в своих струнах певучих.

Когда я был счастлив и жизнию пьян,
И верил её чарованьям,
Ты пел о любви мне и сладкий обман
Звучал в твоих струн ликованье!

Но умерли грёзы, увял юный май,
Исчез хоровод светлых теней…
Ты звал меня тихо в неведомый край,
Где ждёт меня скорбь и забвенье.
…………………………

Беззвучен теперь ты, мой старый рояль,
На клавишах жёлтых спят грёзы…
Где ж сказки твои, уносившие вдаль.
Где чистые, сладкие слёзы?..

Приходят образы из тайных мозга келий,
И сон-чудак мне сказки говорит:
Я слышу пенье волн и шорох хмурых елей,
И ночь тревожная очами звёзд глядит.
И я в лесу. – Тропинкой одинокой
Иду вперёд: вот цепкие кусты;
Вокруг меня струится мрак глубокий,
Лишь светятся порой кровавые цветы!
Сквозь сеть ветвей зарницы блещут грозно.
О чём-то шепчет мне ветвями старый лес…
… Час чуда близится, когда душе возможно
Увидеть снова свет утраченных небес!
Вот он зажёг глаза… удары тьмы и света!
Тупая боль в мозгу… тень уходящих снов.
… и снова мир слепой, без тайны и привета,
И душу холодит стальная жуть оков.

О тени женщин, прошедших мимо
С загадкой взгляда, призывом уст, —
Ушли вы молча к целым незримым,
И мир мой беден, и ум мой пуст.

Прошли вы молча, без слов ответа:
Погасли взглядов немых лучи.
И песня чистой любви не спета,
И вновь один я грущу в тиши…

С собой вы взяли амфору сказки.
Вы, тени женщин, ушедших вдаль…
И для меня рождённой лаской
Других пьяните, укрыв печаль.

В объятьях чуждых шепча признанья,
Меня вы вспомнили хоть раз?..
И луч сокрытый воспоминанья
Зажёг ли холод печальных глаз?

… Как одинок я с моей печалью.
(Зачем отверг я Великий Свет?!)
Вам, тени женщин, ушедших к далям,
Шепчу я поздний любви привет…

Мраморная девушка села у ступеней
Сумрачной гробницы. Там, где реют тени
Кипарисов грустных.

Стиснуты бессильно каменные руки.
В скованной улыбке – отсветы разлуки
И любовь земная…

Кто ты, отлетевшая в мир безвестно дальний?
Кто ты…

На музейных постаментах,
Рядом с утварью старинной,
В пёстрых тканях, жёлтых лентах,
Лица мумий – цепью длинной.

С масок крашеных струится
Дум отживших начертанье, —
О, взгляни, коль не боишься,
В глаз пустых очарованье.

Под узорной киноварью
Тушь накрасила ресницы,
И зрачок, блестя эмалью,
Врезан вглубь немой глазницы.

Сквозь эмалевые глуби
Вижу вечности просторы:
Так мельканья жизни скоры,
И, как искры, гаснут люди. [66] Следом зачёркнут катрен: Я не знаю, где я: в Риме Иль в песках степей безлюдных… От лица в зловещем гриме Оторваться взглядом трудно.

Говорят мне очи мумий:
«Ты – лишь миг, глядящий в вечность [67] Стих вписан от руки.
И [68] Вписано от руки. пути твоих раздумий
Все [69] Вписано от руки. истоптаны предвечно».

В очи бессонной тоски я гляжу, угасая:
Дух мой – чуть слышная песнь о красе отснявших лучей.
Ласковы очи тоски, не нашедшей пути к высям рая,
Бледно, усталой тоски, что в душе поселилась моей.
Странником вечным бредёт, из души к душам путь пролагая,
Изгнанный Ангел – Тоска, и томясь лишь о рае одном,
Вечной, бессонной мечтой приютившую душу сжигает
Ангел заблудший Тоска, разлучённый навеки с Отцом.

Я умру: мой дух ночь примет.
Но тоска, в меня вселённая,
Тело мёртвое покинет
И бродить по свету станет.

И пойдёт путями дальними,
Что ведут в обитель дивную,
И слезами там хрустальными
Будет плакать, неизбывная.

И отдаст тоске глухая ночь
Дух, убитый тьмой безвестною:
Буду снова жить с Тоскою я,
С Богоданною Невестою.

Я лишь комочек спутанных снов —
Снял кто-то снега белый покров…

Кто-то позвал меня звоном лучей:
Корни целует льдистый ручей.

– Были тревожны так зимние сны…
Чу… Это голос сестрицы-Весны?

Надо камзольчик зелёный надеть
В зеркало луж на себя поглядеть.

Зовы из высей так дивно чисты:
Время настало расправить листы [70] В тетради «Стихи С. К.» текст имеет датировку 1914–1915 гг. .

Я хочу дорасти до горячего Солнца:
Цель моя так проста.
Терпеливо струю я зелёные кольца
И кружу ими ввысь вдоль шеста.

Путь мой долог, но цепко и жадно впиваюсь
Я в кору и в сухие сучки.
Вьюсь, спиралью кружа, и опять возвращаюсь
К зовам дальней лазурно тоски…

И лучи мне поют о сжигающих далях;
О, я в Солнце влюблённо вопьюсь!
И забыв корневые – земные печали.
Изумрудным огнём загорюсь!

Я грустный серый камень.
Давно ли здесь лежу
Не помню: я во время.
Я в миги не гляжу.

Мой мир – тепло и холод.
Зима и жар лучей:
По ним лишь отличаю
Дни от ночей.

Весна меня целует
Устами талых струй;
Зимой здесь всё тоскует:
Я, мох и корни туй.

Мы в дружбе с старым мохом:
И в наших зимних снах
Мы грезим о лавинах.
Растаявших в веках [71] Автором зачёркнуто четверостишие: Я гор был паладином: Остался тяжкий шрам - Я бился с исполином, Идущим по горам. .