Сергей Бобров - Вертоградари над лозами

Лучи плененные поют,
Твоих касаясь пальцев:
Какой приятнейший приют
Для магов и скитальцев!

Ио виселицы золотой
Ужасен вид и мрачен:
И вот – уже перед тобой
Мир озлащен, прозрачен.

И нет нам радостей иных,
И нет иных нам плясок, –
Как крыться в крыльях золотых
За кружевами масок!

И будет наш веселый бал
Пленительно банален,
Зане не раз я воздыхал
У тех опочивален;

Зане не раз я целовал,
Безумец – руки эти
И нам судьба: прийдя на бал,
Понять: мы только дети,

Мы все расскажем ввечеру,
Мы будем откровенны:
Понять сумеет тот игру,
Кто ей пребудет пленный. –

Кто, распростясь с своей судьбой,
Всем скажет: – Путешествии
– Любовник я теперь – со мной
– План Африканских шествий!

И мы простим ему печаль
Отчаянье и слезы; –
Как вам с тобою было жаль
Потерянные грезы!

Ласкает и палит июль
На вашем платье гарус…

  Пожалуйста! возьмите руль
  И натяните парус

Мы рассказывали сказки,
Два поэта – ей одной,
И красавицы смеялись
Над затеей неживой.

Каждой золоченой фразой
Мы напоминали ей,
Что мы отданы навеки
Кругу блещущих цепей.

Как сияет цвет счастливый,
Как полдневная звезда, –
Так приветливо девица
Улыбалась нам тогда.

Мы не знали где ей будет
Богомольно отдохнуть
И зачем ей жизни хладной
Дан неизгладимый путь,

Но прочли в очах спокойных!.
Наши верные мечты
Мертвый и холодный трепет
Несказанной пустоты. –

Но мы знали, что героям
Только радость – умирать
И мы бросились спокойно
В омут зыбкий – просиять!

И хотя мы вспоминали
Будущего весь черед,
Мы не верили, что сердце
День таинственный сожжет,

Что и ей, колдунье нежной.
Страстный будет день сиять,
На лицо ее положит
Мертвую свою печать.

Два поэта – только сказки
Мы рассказывали ей;
Нам блистали арабески
Легких завитых кудрей.

И нежданной похвалою
Нас приветил не один,
Пробегавший легкой тенью,
Взор насмешливый мужчин,

А когда мы уходили.
Вспомнили мы о другой,
Чья свобода, чье мученье
Вянут розой неживой

Были речи смутны и спутаны
И, смутясь – я умолк;
Были плечи ее закутаны
В нежный, черный шелк,

Но она голубыми взорами
Мне сказала (любовь моя!):
Что жалеет и любит укорами
И не жаль ей ее бытия;

И биеньями благодатными
Сердце билось и пело мое –
И не мог ей словами понятными
Я сказать, что люблю ее

Играет солнце мятежно
В лазури огневой;
Но она улыбается нежно
На голос неявный мой.

Как там закатные трубы
Гремят, приветствуя ночь;
Но морские эти губы
Отходят так тихо прочь.

И вновь буреносные луки
Взрывают облачный стон;
Но она поднимает руки
И мир как легкий сон.

Тебе, время, не измерить
Безумья моего:
Ты не можешь поверить
Что она лишь и я, и вокруг – никого

Я смущен сомненьем нежданным:
И мне надо ли верить ему?
Убаюканным, обаянным
Уплывать в ревнивую тьму –

– Ты – мне плот помогала строить.
О, богиня богинь, Калипсо…

  (Пожалуйста, посмотрите эту картину
  Анри Руссо.

  (Вы знаете, я опечален,
  Что должен был так написать
  Но от этих цветущих развалин
  Разве можно мне убежать!)

Ты – теперь на воздушном ложе,
А вокруг: такие цветы
Разве кто нибудь, кто нибудь может
Быть такою счастливой как ты!

Нс чудесная ль пела нам книга,
Как брели мы, дети равнин, –
Оглянись, оглянись, Ядвига,
Это я, забытый твой сын.

Я пришел в незабвенные кущи
Петь одной богине хвалу;
В голубые Ашатии рощи.
В дорогую желанную мглу. –

Мне крылатые райские розы
Обнимая, целуя, любя, –
Говорящие птицы и розы
Обещали, обещали тебя.

Затомись ты, душа огневая.
На высокий на счастливый бой –
Громовержца, властителя мая
Повстречая удар золотой

В морозный день благослови
Камина быстрые блистанья.
Капризный взор останови
И погрузи его в пыланья.

О, взоры светлые твои
Достойны стен церкви Сикстинской!
Одна: – перед тобой Виньи,
И Обиньэ, и Баратынский.

Российской острой простотой
Сменив францусския химеры,
За Павловой, Растопчиной,
Бросаешь в сторону Бодлэра,

Раблэ, Кузмин и Апулей.
Гриффин и Платен – позабыты,
Да и Уайльдовских затей
Прискучившие хризолиты.

Вздохни; – взгляни же на снега,
На тени в серебре лиан ты, –
Не все ли эти – жемчуга,
А те не все ли – бриллианты!

Как быстро плыли в воздух нежный
Вы, призрачные корабли,
И уносили в зарубежный
Край упования мои;

К вам горько простирая руки,
Я, одинокий, умолял
На память о моей разлуке
Оставить маленький опал.

И вы, таинственники неба,
Благословившие мой край;
Волны возлюбленного хлеба
И тот первоначальный рай,

Вы кормчему вручили бросить
Поблескивающий талисман –
(И ветер мне его доносит,
Бросая в глуби травных стран).

И, наклонившись, терпеливо,
Он милостиво поучал,
Как мне найти за дальней ивой
Подарок – маленький опал

Рука поднимется губительная
С ее блестящим топором
И овладеет ночь томительная
Моим болезненным стихом.

Как поле затопляет рисовое
Вода, плодотворя посев,
Поэт молчит, строфу дописывая.
Обожествляя свой напев,

Но я смеюсь, свой труд оканчивая,
Встречая новую зарю: –
Мне радостна судьба обманчивая
Туманского и Деларю