Сергей Алымов - Киоск нежности

С виолино-виолетовой Виолой,
Что овыдрила покатость скатных плеч,
Я хотел бы раствориться в баркаролле
И в бассейн чайковской музи флейтно лечь.

Я Виолой окрестил ее за малость
За капризный тела звонкого извив,
И за уст ее Амброзиовоалость
Этой алости романсовой не пив,

И когда впивались в нервы скрипок жала,
И когда стегал эмоции гобой, –
Виолетная Виола взор встречала
И качала предначертанной судьбой.

И когда журчали флейтные фонтаны
И когда кларнета искрил звукомет,
И гудели меднотрубные платаны,
Я сказал упрямо сердцу: «миг придет!».

Шелестели, как шелка, виолончели,
Контробасы замурлыкали нас в сон.
Мы лежали в виолетовой постели
И тела и души пели в униссон.

О, с Виолой виолетовой истомить!.
О, с Виолой под виолы негу длить!.
У Виолы кожа, вымытая а роме,
Ромокожа может разум помутить…

Расходится толпа… Фойе пустеет…
Вуалясь, потухают зеркала…
Согретые мечтанья холодеют
      Грезь умерла…

У вешалок Содом… На шеях голых,
Удавами в снегу, скользят боа…
Мне хочется с тобою быть, Виола,
      На Самоа.

Ознобленной душе тепло желанно
И тихих ласк чуть внятное «туше»
«Жизнь может быть ликерчато-бананной»
      Поет в душе..

Пустыню жизни можно сделать садом,
Не бойтесь только говорить: «люблю»
Ущелье поцелуйное в награду
      Дай мне, Люлю!..

Виолончель вельветит… о, грация дэ-Свэрта!.
Весенние признанья, весенняя тоска.
Пчелиное жужжанье – течение концерта,
Пчелиное жужжание у розы лепестка.

Жасминовая струнность и струнная жасминность
Мурлыканье влюбленных. Покой… покой… покой…
И хочется улечься под неба балдахинность
И хочется умчаться за гаммою рекой.

Как тихо… неподвижно… Как много лунной лени…
Движения постылы… Не надо их!.. Зачем?!
А звуки упадают… не звуки, только тени, –
Лишь тени… глух и нем я. И каждый глух и нем.

И сердце погруженно качелится нирваной.
Виолончельный сладок и вяжущ хлороформ,
Одымленный наркозом гудящего кальяна,
Я – вне любви. Вне места… вне времени и форму

Приди белоснежная,
Мой ласковый Бог!..
Желанья мятежные
Убить я не мог.

Жасминами белыми
Наполнен покой,
И грезами смелыми,
И дикой тоской..

С послушною скрипкой
Делю я печаль.
Мелодией зыбкой
Изранена даль.

Постель ароматная.
Ждет сказки греха…
Приди, благодатная!..
Молитва тиха.

Ты пришла, наконец, ты пришла.
Дорогую сняла свою шляпу –
И, смеясь, сен-бернара взяла
За большую мохнатую лапу.

Уронила на скрипку манто…
Протянула капризно уста мне, –
И поблекшей гравюре Ватто
Улыбнулись колец твоих камни.

Я унес тебя к белым цветам.
Положил на душистое ложе
И припал исступленно к губам,
К надушенной фиалками коже.

Ты закрыла стыдливо глаза
Расстегнула шуршащее платье,
И нахлынувшей страсти гроза
Закружила нас в диком объятьи.

Я ласкал упоенья руки…
Покрывал поцелуями спину –
И роняли на нас лепестки
Снеговые малютки жасмины.

Играла белыми цветами
Жасмином кинула в меня,
А в небесах под облаками
Сочилось кровью сердце дня.

Из тихой дали вышел вечер…
Прохладный бриз принес земле,
Она, вдруг, зябко скрыла плечи
В волос колеблющейся мгле.

В меня метнула длинновзглядом,
Покорный ей я скрипку взял
И западая в душу ядом
Больной Warum затрепетал.

«Душа любви»… – она шепнула,
«Душа безумий на струнах»!..
И, вся нагая, утонула
В полупрозрачных лепестках

«Не провожай меня» – сказала ты.
«Не провожай меня, мой дорогой»!
Полуувядшие взяла цветы,
Меня оставила вдвоем с тоской.

Любовь весенняя – короткий сон.
Цветок жасминовый; цветущий час… –
Огонь желания пылал, зажжен,
Потом, чуть теплился; теперь погас.

Придет ли нежная ко мне опять?
Иль буду в сумерках грустить с Ватто?
О, кто ответит мне, кто может знать?
Душа? Предчувствия? Никто!.. Никто… –

Кто душу женщины испил до дна?
Кто знает, что она готовит вам?
Поют надежды мне: «опять она
Придет к жасминовым твоим цветам»

Она оделась не спеша…
Был поцелуй ее устал
И без нее моя душа
Пуста как выпитый бокал.

Стучит вдали ее каблук,
Лаская уличный асфальт.
О боли тягостных разлук
Поет с шарманкой детский альт.

Что знает о любви дитя
Чей голос полон горьких слез?! –
Шарманка старая, свистя,
Не отвечает на вопрос.

Вечерний город газ зажег, –
Колеблет ветер огоньки…
Ее упругих, стройных ног
Умолкли легкие шаги.

Я укрыл горящий лоб в жасминах.
Холодят снежинки-лепестки.–
Шаловливо целятся с камина
Два амура резвы и легки.

Не трудитесь, милые ребятки!
Глубоко засела в грудь стрела…–
На столе – забытые перчатки,
За окошком – тлеющая мгла.

Не усну я этой ночью, знаю. –
Будет говор лунной скрипки тих.
Расскажу внимательному маю
О скорбях и радостях своих

Поделюсь печалью о разлуке…
Брызну в сердце морфием мечты
Онемеют незаметно муки.
Помогите белые цветы!

Быстро ночь наступает,
Я в покое один…
На столе увядает
Ароматный жасмин.

Были прошлого счастья
В сердце зябнущем мрут.
«Миги кончены страсти» –
Грустно думы поют.

Мигов сказочных песня
Отошла… умерла…
Заплелася чудесно
Бирюзовая мгла

Лепестки опадают
И цветов… и души…
Тихо мочь наступает…
Подожди! Не спеши!..

Небо – кубок который опрокинут.
Голубое вино льется плавно…
Я покинут.

Недавно, тучка – женщина в белому манто
Спешила по шоссе неба в автомобиле…
А вы то
Меня забыли?!.

А может быть и вы у себя дома,
Торопливо обливая духами корсет,
Спешите к другому…
– Нет?!..

Кубок неба пусть!.. пусть…
Простудились паровозы…
Сколько грусти!?
Забыты даже эстетные позы…