Сергей Алымов - Киоск нежности

Ваши туфли атласные – гриф
Каблучки их – колышки скрипки…
Вы вся – эротический миф
Рассказанный с детской улыбкой!.

Вы шли по улице шагами тихими.
И юбки шелк молился вашей муке –
Миниатюрной как и связка с книгами
Которую сжимали ваши руки.

О, ваши руки тонкие, змеиные…
Он – наркоз, с изящными ногтями!.
Вы мне казались нимфой кокаинною,
Молящейся шелками и духами.

А ваша мука для меня раздета ведь!
Она в короткой тонкой шемизетке…
Я знаю, вам с бумажными поэтами
Наскучило мечтать о страсти, детка!.

Вам хочется уйти от грез в реальное…
Вам надоело вечно натюр-мортить
И ваша кровь, пока еще пасхальная,
Трубит мятеж в сапфировой аорте…

Но ваше тело в шелковом футляре,
Как скрипка, ждущая смычка,
И потому на тротуаре
Стон каблука…

Ведь ты придешь ко мне?. Должна придти! –
Придешь, изящная. Придешь для сказки…
Я приготовлю Вертиж Коти
И им обрызгаю твои подвязки.

Ты снимешь платье… Зачем оно?!
И будешь тонкая, лишь в шемизетке
Из рюмки тоненькой тянуть вино
Гашиша дремного жуя таблетки…

Тебя омою дождем поэм!
Потом, закутаю в поэмотогу
И, вдруг, от счастья я стану нем
И поцелую твои я ноги…

И все. Не больше… – Финалы – ложь!.
Нюансы ярче кричащей краски…
Ведь ты придешь ко мне?. Ведь, да, придешь
Для удивительно изящной сказки!.

Кап-кап… кап-кап… стучат дождя капели.
Семь… восемь… девять… А ее все нет!
– Свет лампы портит нежность акварели…
Решаю, вдруг, зачем то… Тих паркет.

Скребется дождь в мозгу, как будто Мыши
Мильоном тонких, звонких, ломких лап.
И по стеклу… Душе… надеждам… крыше –
Стучит напев дождя: кап-кап… кап-кап…

Не надо никакой Небраски!
Не надо никаких Невад!.
В твоих глазах Байкала сказки
Зеленым пламенем горят.

Ты вся – свежее чем покосы,
Ты вся – пасхальный перезвон.
В твои сверкающие косы
Всю бронзу ссыпал желтый клен.

Твоя походка – скачка лани,
Она – сестричка ветерка…
Не разбудившая желаний,
Ты над душой, как облака!

Я в ложе… У рампы – апашка.
На стройной апашке рубашка…
Глаза и лицо – королевы…
Madame Габи Дели, где вы?…

Габи Дели, как ветер, как лозы,
Как все в Мире бегущие козы…
Габи Дели, вы всех покорили.
Ваше тело из ртути и лилий..

Рубашка вздувается,
Подымается…
Какия ноги! Конца нет!..
Тело упружится,
Кружится,
Как омут,
Который
Манит…

Я у нее в отеле
Сижу и ей говорю:
«В вашем теле звенят свирели…
В вашем теле оттенка „экрю“…

В вашем теле – огонь амазонки,
Проскакавшей полсотни миль»…
А она, нежнее ребенка,
Мне бросает: «возьми… возьми»…

От заката весь запад палев
И как пена десу – облака…
Шемизетка с нее упала,
Чтобы телу сверкать века…

Мы в лодке. – Молчанье лагуны
Не будят свистком катера…
Мы оба бессловны, как струны
Которым звучать не пора…
Мы юны! мы юны!. мы юны!.
Сегодня… сейчас… и вчера.

Над нами – небесная месса
Под моря чуть слышный орган…
Я знаю, что вы – сатиресса,
Я я – притаившийся Пан.
Но мы не желаем кермесса…
(Как тонко пьянит франжипан!).

Мой звёздный экстаз, Габи Дели!
Смотрите, упала звезда…
Спасти облака не успели
Ее проглотила вода…
А вы, что как весь Боттичелли,
Ужели уйдете когда?!

Улыбка вспорхнула и скрылась.
«Красиво, не страшно сгореть»…
И губы к губам наклонились
Чтоб вместе зарёю алеть.
И долго мы звезды следили
Решая упасть, но не тлеть!

Слышно, как били в двери.
Все убежали давно…
«Я не боюсь вас, звери…» –
Сказала… «мне все равно…»

Прошла по паркету в залу,
Открыла белый рояль…
Траурный марш заиграла,
Разбудив подвесок хрусталь…

Гудела старая бронза
И шелк портьер шуршал…
А старый, китайский бонза
Головою, смешно, кивал…

И было все, как было:
Портьеры… Цветы… Фарфор…
Только где-то с звериной силой
Визжал и кусался топор.

Да сиреневые шторы
Пропускали пожара свет… –
Но пастушка маркизу из фарфора
Как и раньше, шептала: «нет!»

Одинокая княжна вздохнула,
Пересев на парчевый диван
И, в подушки уйдя, развернула
Недочитанный ею роман…

Дверь шатнулась… Княжна, спокойно
в голубой прошла будуар…
На фигуре царственно-стройной
Шелестел печальный муар…

Присев не спеша к секретэру
Взяла Le Vertigo-Coty
Всыпала порошок и с верой
Шепнула: «Mon Dieu, – прости!»

И выпив все из флакона,
Упала глаза раскрыв, –
Напрасно толпа озлобленно
Кричала, ее окружив..

Она не слышала криков
Не видела потных лиц, –
И жизнь прожив великой
Скончалась смертью цариц.

Ты была у Поля в Красоты Салоне…
Ароматной Фриной села в лимузин, –
В вазочке кареты цвел пучок бегоний…
Знала: в будуаре мучится грузин.

В улице плакатной пели и стреляли.
В трубочку шоферу крикнула: «скорей!»
Пули и опасность славно окрыляли…
Грезу подтолкнула, шаловливо: «рей!»

Лимузин качнулся, сиротливо млея,
И, смертельно вздрогнув, вкопанно застыл.
Дверца приоткрылась и усач, наглея,
Выйти из кареты грубо попросил.

Ты не растерялась и с лицом маркизы
Вежливо спросила: «А зачем я вам?…»
Вспомнила Ламбаль ты и отчизну Гиза,
Грустно прикоснувшись к платья кружевам…

Затрещали залпы словно кастаньеты,
Кто-то в отдаленьи нажимал курок…
И вблизи бегоний, в шелковой карете
В океане черни ты нашла свой рок.

Маленькая пулька, пчелкою порхая,
Стенку продырявя, юркнула в корсаж.
A на оттоманке, бешено вздыхая,
Грезил о блаженстве исступленный паж.