Семён Кирсанов - Искания

Так жужжать!
Мои тяжелые насекомые,
рогатые пулеметами жуки,
двойные гусеницы,
сороконожки вездеходов.
Ну как?
Поправились за двадцать лет Версаля?
Прибавили в весе?
Рады стараться?

О, о!
Мы будем лопать Волгу,
жрать сладкий Крым,
намазывать Баку на хлеб Поволжья.
Я – в расцвете
военно-морских-воздушных сил:
твердый прусский дух,
заоблачное зрение прожекторов,
прекрасная нервная система разведки,
звукоулавливателей тонкий, чуткий слух.

Прекрасно! Все в порядке!
Физики и писатели,
химики и философы,
по местам!
Смирно!
Сейчас я буду заключать
торжественные мирные договора,
голубино-пуховые пакты,
скрепленные печатями ратификаций
и рукопожатиями
на хрустально-крахмальных завтраках дипломатов.
Мир, мир и мир!

Я только тогда вполне хороша,
когда внезапна.

В шкатулках нашей фирмы
по бархату эфирным золотом с медалями
написано:

«Хлох.
Ювелир ожогов и нарывов.
Поставщик Двора».

Здесь –
вся коллекция,
весь ассортимент
на выбор!

Вот –
щелк шкатулочка,
замок – зубов жемчужный скрежет.
На красном бархате
хризоберилл
прозрачно-розовый.
Найден был на нёбе
рядового Третьего шотландского полка.

Чего-нибудь в зеленом тоне?
Обратите внимание –
прелестный диоптаз!
Он в самых легких… лучшее,
что может дать иприт.

Если выбирать на мой
профессиональный вкус –
я предпочел бы
циркон,
багровый с белым.
Сто пятьдесят карат!
Ожоги первой степени,
для лучших катаракт!
Он – ослепителен.

Я вам рекомендую
редкую по красоте
лиловую, очаровательную друзу
аметистов.
Дыхание затруднено,
отечность,
пульс 140,
диагноз:
мембранозный трахеобропхит.
Работа мастера Дихлордиэтилсульфита.
Завернуть?

Вот наш алмазный фонд.
Тут лучшее, что есть из лакриматоров.
Лучистые и скорбные,
как будто их по сыновьям
выплакивали матери.

Вот бриллиант –
от блеска коего заплакал целый полк.
Он вызвал слезы
даже у военных судей!
Да, наш хлорацетофенон
вызывает такие алмазы –
слезы хочется лить!

Вот коллекция наших колец!
о, прекрасные перстни
дают нарывные ОВ.
Вот опал и отек.
Розоватый топаз и некроз.
Самоцветный ожог
лазурит луизита.
Нежно-синий по темным губам
цианозного рта…

Вы б хотели слегка потоксичней?
В сырых испарениях рек дифосгена,
в кирпичных ущелиях Фарбениндустри –
мы находим зеленовато-серозный нефрит…
Как сияют сокровища
лазаретных вскрытий!
Веки глаз отечны
и склеены вязким, густым отделяемым.

Если мало коллекций этой –
сотни тысяч искателей
бросятся в душный фосген.
Сотни тысяч гранильщиков кинутся
к россыпям бромбензилцианида.
Раны в оправах суставов,
ожоги в отделке волос!

О, война!
Мы дали толчок развитию мод,
в Абиссинии и то –
носят наши модели до самой смерти!

Может,
вам кажется –
моды
быстро бегут?
Наша
фирма
имеет одно нувоте…
Нечто особое,
нечто изысканное,
нечто такое,
что хочется хитрому химику Хлоху
холить,
ухаживать,
хохотать над хирургами, ахать:

– Ах, когда хаки пехоты
хмурого газа вдохнут,
и курносые бравые парни
   (так громче музыка)
с дешевыми липкими харями масок
   (играй победу)
выхаркнут хлипкие легкие
   (мы победили),
рассыплются всеми сосудами,
альвеолами, бронхами, клетками
   (враг не бежит, а лежит) –
грудой гниющих шинелей,
хрипя, задыхаясь в хлорном хапахе хмерти…

Великолепно!
А вы, Сузуки-сен,
вы принесли,
вы сделали чуму, как я просила?

Сузуки видит нити наций
из Токио
Ниппоно-Хито очень хочет
иметь-иметь
Россию-Го.
Ни яд кураре, ни укусы сурусуку,
ни газ «задыхайся»
не могут столько дать,
как вот такусенькая чума-чума.
От газа можно в подвале укрыться,
а воздух чумы
в подвал принесет агентурная крыса.
умное чудо!
В дистиллированном стеклышке
дисциплинированный миллиард рядовых!

Чтоб вырос
чумы лихорадящий вирус,
Сузуки,
от счастья сюсюкая,
впрыскивал в суслика,
баюкал, вынянчивал
чудную чумную пилочку-палочку
в малиновой лупе поля зрения.
Сузуки науськивал суслика,
ласкал ему усики:
– Умирай, моя чумница, сусленька.

Жрал пунктир
оробевшую кровь на пути.

Крыска бедная
так и сходила с ума.
Волоски повылазили.
Дергалась лапами.
И – в желтоглазой ампуле
моя! –
глазком веселеньким таращится чума.

Сузуки так старался
вам угодить, война!
Он вырастил могучую чуму,
полмира
я чумой умучаю,
когда начну
чуму – чую войну!

Я посмотрю на Запад ампулами.
Спокойный агент
на подоконнике оставит шарик,
а сам обратно – брысь!
Державе иностранной
России
под кожу
Сузуки вколет
доблестной болезни шприц.

Палочка была слабая.
Надо поправиться палочке.
Сузуки готовил
бульончик питательный,
питал ее в крысе,
кормил в ослабевшей макаке,
воспитывал в самурайских чувствах.
Ставил палочку греться на полочку,
лечил отборными легкими
уличенных в опасных мыслях.
Ничего не жалел бацилле.

Сузуки дал чуме
китайца.
Медленно всасывал шприц:
Хитону!
Рот захлебнулся мокротой!
Мутацу! Митцу!
Лиловым лицо залило.
Ецу! Мицуцу!
Сердце не бьется,
пять минут
работает мой микроб…

Как смешно умирают враги!
Укушу
Россию-Го.
Сузуки-сен будет-будет смеяться-смеяться,
миру-миру надо-надо яма-яма,
люди-люди падать-падать тихо-тихо,
вот такусенькой бациллы яда-яда падать-падать,
мало-мало территорий, надо-надо яда-яда…

Оставьте здесь.
Мы испытаем в Дахау
на заключенных коммунистах.
О, если неудача –
в день Страшного суда –
примчится черный ангел-истребитель
и от крыла мечтательно
отцепит смерть
величиной с метр…
Да! Кстати,
как у нас насчет колбас,
книг, музыки и прочего?
И чем мы будем успокаивать рабочего?
Фон Тропф,
колбаса и книги, кажется, лежат на вас?

Как раз,
того что касается жирных колбас,
никаких беспокойств.
Не стоит волнения граждан.
Я заменю им бифштекс,
я им сделаю
хлеб.
Уже громоздятся по складам
сыроватые мешки
суррогатов.
Из дерева тевтобургских дубов
хрустящие щепки хлеба.
Сосиски –
химический фарш в каучуковых кишках.
Я им все заменю!
Я рот заткну
беспокойным хозяйкам
картошкой –
в папиросной бумаге синтетический
сладкий крахмал.
Я под кофе подделаю
порошок жженой сепии.
Я все заменю суррогатом!
Пущу такие
фальшивки еды –
не отличите от подлинника!
У нас в тылу дефицитна
любовь к отечеству –
я ее заменю очень острым блюдом:
«Пусть
брызжет кровь жидов из-под ножа!»
Говорят,
не хватает настоящей любви?
У меня во всем должно быть обилие,
чтобы любили, как следует, –
на войне
в каждой траншее любовная пара
по билетам – десять пфеннигов пара.
Телеграф говорит
о нехватке
подлинной дружбы?
Пустяк!
Мы заменим ее изысканной системой начальств.
У каждого должен быть начальник,
и каждый –
начальником над кем-нибудь.
На рынке исчезло искусство,
нет поэтов,
нет музыки?
Я все заменю,
все подделаю:
пусть трещит и грохочет
прусский военный оркестр!
Пустим в продажу
похабные песенки куплетистов, весьма эротично.
Книги, кино, сигары?
Я заткну им уши, глаза и рты
суррогатом всего, что есть на земле!
Я им сделаю сытую, полную жизнь
суррогатом!
Каждый трус будет подделан под героя,
если надо – мы подделаем красное знамя,
устроим фальшивое Первое мая…
О, Война,
мы подделаем вас
под благо цивилизованных рас!
И когда они сами станут подделкой людей
вперед, бравые суррогатики,
шагом марш,
ура война,
хайль Хитлер,
а?