Владимир Лизичев - Первые стихи

Стоять в церквах под образами,
Где звон литых колоколов.
Встречать неловкими слезами
Святую Пасху и Покров.

Тот берег радости и боли
Россией, Родиной зовут —
Чертог завета божьей воли,
Души страдающей приют.

Чей воздух пьян, и пахнет мятой
В долинах райских уголков,
Объятых, пламенем заката
Востока Дальнего холмов.

Чьи подмосковные берёзы
Нам по весне дарят свой сок,
А на крещенские морозы
Дымок печей из труб высок.

И жить, назло любым напастям,
Наперекор лихой судьбе!
Родится русским это счастье,
Но стать им можно лишь в борьбе!

Ночь, Луна пятаком медным
В окна заглядывает бесстыже.
Время к рассвету тащится медленно
Стрелкой часов, несуразно рыжей.

Жирный кот междворового племени
По комнатам шастает, прямо царём.
Сижу на кухне, полтретьего времени
Читаю рекламу — Бери заём!

По двору листья кружит, носит,
Бельё на балконе сохнет, болтается
В щель оконную задувает осень,
Ветер что-то шептать пытается.

Мне найти бы такой заём,
Чтобы в юность вернул на год,
Где с отцом на футбол вдвоём,
Где бабуля ещё живёт.

Где с девчонкой в подъезде тёмном
Целовался я в первый раз,
Где курил в туалете школьном
По звонку возвращаясь в класс.

Только нет, среди рекламного,
Предлагаемого нам вранья
Того, самого в жизни главного,
Чтобы занял сегодня я.

Ни купить, не занять у времени
Память болью утрат полна.
Трётся кот чердачного племени
Ветер рвётся сквозь щель окна.

А я скучаю вновь по декабрю,
Где снег идёт, кружась неторопливо
И я его в ладони терпеливо,
Одну снежинку за другой ловлю.

Они, растаяв от тепла руки,
Прозрачной каплей наших губ коснутся.
Сердца сильней в волнении забьются,
Глаза в глаза, когда кричат зрачки.

Тот поцелуй дрожащих мокрых губ,
Круженье тел, земное притяженье.
Снежинок вальс, неспешное паденье
И счастья бездна, рвущаяся вглубь.

Идти по парку, за руки держась
И радоваться каждому мгновенью,
Той чистоты небесному творенью,
Укрывшему ноябрьскую грязь.

Кидать в друг друга мокрые снежки,
Дурачиться как маленькие дети.
Быть лишь вдвоём на целом белом свете,
Когда шаги и помыслы легки.

Нести совсем, нелепейшую чушь,
Шарфом очки, от влаги протирая,
И аромат твоих духов вдыхая,
Стирать с лица размазанную тушь.

Там пальцы рук в безумном восхищеньи,
Желаньи страстном, нежно целовать!
В том декабре с тобою побывать,
Но на дворе всего лишь май весенний.

Он ломится в открытое окно,
А мне совсем, совсем никак не спится
И в голове тот снег опять кружится,
Как будто вижу старое кино.

В окне огни.
Фонарь, что во дворе,
Его опять раскачивает ветер.
Ты спишь давно, и лик твой тих и светел
Совсем как снег в том прошлом декабре.

Идёт война, идёт почти столетье
И в ней любые средства хороши.
Культура чаще бьёт больнее плети
И ранит фибры тонкие души.

Повсюду ложь, зажравшиеся твари
Забыв про то, что кормит их народ,
Посты, бабло себе отвоевали.
Ничтожество Россию продаёт.

«Ну вот, опять тут заговоры ищут!» —
Возможно, скажет некий либерал.
«Мы на протесты выводили тыщи
У нас есть русский, свой потенциал».

В кинематографе, театре и балете
Шедевров мировых в помине нет,
Зато апломба, похвальбы на ветер, —
«Мы гении, нас знает белый свет».
А все нововведения коснулись
The natural, лишь тела одного:
Офелии в платочек обернулись,
А на Джульеттах вовсе ничего.

Мало того, крадут у государства,
От нас пенсионеров, стариков,
От испытавших страшные мытарства,
Героев тыла и фронтовиков.

Но стоит взять хоть одного за вымя,
Тут поднимают гвалт на всю страну:
Это же гений, мировое имя
Ему мол, пьесу ставит власть в вину.

За свой кусок готовы передраться.
«Вокруг все быдло, старые — совки».
Им можно всё — над сирым изгаляться,
Навешать оппонентам ярлыки.

На выходе пустых восторгов куча
Спроси на завтра, то было о чём?
Начнут болтать, про стиль Камю канюча
И убеждать Вас страстно, горячо.

Где Шиловы, где новые Дайнеки?
Мне возразят, так девушка поёт!
О Господи, родные человеки
Когда же пена эта с нас сойдёт.

Всё разделилось в жизни музыкальной:
Есть классика для избранных элит,
А для толпы, ну той электоральной,
От Пугачёвой новогодний хит.

Со всех сторон кино из Голливуда,
Там если русский — значит он дебил.
Левиафан — талантливый иуда
На свет надежду навсегда убил.

Идёт война в ней жертвы наши дети,
Те, что уедут вовсе из страны,
Но ни один мерзавец не ответит,
Им Чеховы в России не нужны.

Улицкая, Акунин и компания
Напишут свой очередной роман —
Россия на пороге увядания,
Не верьте люди, это всё обман.

Продюсер дядя Сем из Вашингтона
Купил актёров, заказал финал,
Но не учёл ублюдок — Бесогона,
Того не купишь за презренный нал.

К чему приводят эти ухищренья
Нам на примере Киева видны
Там не народ уже, а населенье
Приветствует адептов сатаны.

Но есть у нас и те, что для народа
Творят и пишут, пашут на страну,
Не за бабло, у них своя порода
Не хуже той, что были в старину.

Идёт война, местами вал разрушен
Но крепость нашу им не одолеть,
Мы отстоим свои сердца и души
Иду на Вы, хорам Славянку петь!

Хрустальный Храм стоял на берегу.
В нём синь небес на стенах отражалась,
Лучами Солнце в куполах купалось
И рассыпалось искрами в снегу.

Холодный ветер бил в колокола,
Катился звон малиновый в пределы,
Его удары, словно Божьи стрелы
Что разбивали Мары зеркала.

В реке застыла быстрая вода,
Замёрзших ив приветствуя поклоны
И купола с крестами, словно клоны,
Легли абрисом на мольберте льда.

Умчался день, хмарь в воздухе разлив.
Храм на закате солнца изменился,
Из хрусталя он в камень превратился,
Свой прежний облик начисто забыв.

Внутри метался тусклый свет свечи
Он, образа неровно освещая,
По стенам полз, меня не замечая
И замирал в объятиях ночи.