Владимир Лизичев - Первые стихи

Потом латал мой фюзеляж три дня
Очкарик — врач, профессор довоенный,
А я был жив той мыслью сокровенной,
Что я Галушко вставлю фитиля.

Я через месяц возвратился в часть,
Хромал немного, но к полётам — годен!
И первым делом присмотрелся, вроде
Нет подлеца. Куда он мог пропасть?

Спросил ребят и объяснил заранее,
Свой неподдельный, к гаду интерес.
Во что опять старлей по гланды влез
И от чего теперь недомогание?!

Комэск пилотку снял, звезду поправил,
Отвёл глаза, и с табурета слез.
Он в бой с тремя бубновыми полез
Двух сбил, а третьего таранил.

А я сидел и понял, что старлей
Тогда меня от мессеров закрыл,
Один из трёх меня бы завалил.
Сказал комэску — полную налей.

Бесконечностью серого неба,
Синих ливней исполненных грёз,
Ранним утром расплёскана нега
По стволам, голым ветвям берёз.

Отчуждённость осеннего ливня
В ноябре, где хозяйкой зима,
Ниспадающих ломаных линий,
Одиночество сводит с ума.

Опрокинется серым туманом
Над озябшей притихшей рекой,
Разухабистым пьяным смутьяном
По холмам, размывая покой.

Шелест ливня затихнет на время
И в редеющей утренней мгле,
Следом снега промокшее бремя
Ляжет тонким ковром по земле.

Этот месяц из осени — в стужу,
Кой черёд лишь в конце ноября,
Ветром северным, зимним простужен,
Гонит снег, помелом серебря.

По промоинам тёмным водица
Будет тщетно стремиться сбежать,
Облаков кучерявые лица,
Первый лёд на реке отражать.

Моросящего ливня оттенки
Приглушают цвета ноября,
Где деревья сплошные шатенки,
Что белеют в снегах декабря.

И небес тёмно-серые краски,
Зыбкость туч и холодных дождей,
Сменит белая зимняя сказка,
До весенних с капелями дней.

День отошёл, по зимнему короткий,
Ночь на дворе, по зимнему длинна,
А я хочу сегодня выпить водки,
Причём по-русски, стало быть — до дна!

Ноябрь месяц, то дожди со снегом,
То просто дней холодных маята
И я три дня на улице, как не был,
Да и не тянет, честно ни черта.

Домашний кот, товарищ по дивану
Забыв тотчас британский этикет,
Забил на Вискас, тот по барабану
Когда сочится запах от котлет.

Луна зашла сквозь окна по-соседски
Моргает жёлтым глазом мне спьяна.
Жена бухтит, но повод есть, он веский
Пропала, понимаешь тишина.

Соседи сверху надрывают глотки,
Там снова гости — говорит жена.
А я то, знаю — там мужик, три ходки
И у него три взрослых пацана.

Усталость прёт, а с нею грусть на пару,
Из всех щелей — то насморк, то бронхит.
Возьму со шкафа старую гитару,
Она со мной чуть слышно говорит.

В душе раздрай, сам от чего не знаю,
Гляжу в окно, а там темным-темно,
Хотя конечно, всё я понимаю —
Подкралась старость и уже давно.

И с этим, в общем, нечего поделать,
Смириться — дудки, тоже не хочу,
На кой мне ляд беспомощная зрелость,
Полдня таскаться от врача, к врачу.

У тех, что сверху и тепло и сытно
И им на всех по правде наплевать,
Таким по жизни не бывает стыдно,
Орангутаны, чтоб их вашу мать.

Сосед, что слева бьёт ключом по трубам,
Таким манером выразил протест
Ну ка же — «щаз», закатывайте губы,
Там будут «петь», пока не надоест.

Так и живём не скучно и не хило,
А за окном, который день подряд,
То мокрым снегом осень наградила,
То холода, по зимнему стоят.

Ну, наконец, верхи угомонились,
А на часах уже давно за три
И мы вдвоём со старостью напились,
И повод был, что там не говори.

Стоял июль, жара к земле давила,
Нещадно солнце летнее пекло.
Жена о чём-то рядом говорила,
А на меня знаменье снизошло.

От солнца с неба пролегла дорога,
По ней спустились в воздухе паря,
Три ангела из райского чертога,
Земное притяжение браня.
Сложили крылья, те были большими.
Один промолвил, чёрный из троих —
Вы в своей жизни славно погрешили,
Настало время отвечать за них.

На Вас приходят жалобы — немало,
Но бесконечна божья благодать,
Быть может, время для суда настало,
Извольте правду о себе узнать.

Сейчас при Вас опросим самых близких:
Семью, подруг, любовниц и друзей.
Что скажет кот, но правду, не за Вискас
Итак, начнём — Жена вперёд, смелей.

И тут услышал я, что был скотина,
Что норку ей я так и не купил.
Что у меня одна любовь — машина
И тёще — мама я не говорил.

Дочь обижалась, что у всех айфоны,
А ей Самсунг свой стыдно вынимать,
Что пусть засунет …, если купит клоны…
И что во всём поддерживает мать.

Не лучше были милые подруги,
Любовницы и лучшие друзья,
Приписывали сплошь себе заслуги,
Мои дела и замыслы, браня.

Любовник мол, я так себе неважный,
Кручусь во сне, и здорово храплю,
А на работе, также не однажды,
Бывало сидя, после пьянок сплю.

Мой лучший друг, тот тоже меня предал,
Чего признаться, я не ожидал.
Он в моём доме триста раз обедал,
Ему я фирму нашу передал.

Картина маслом и кругом огрехи,
Надежду я уже похоронил,
Решив ну всё, досталось на орехи.
Совсем немного, в общем-то, пожил.

Но тут гляжу, идут стихи колонной,
Мои стихи, подмогою спешат.
Три ангела застыли удивленно —
Там, между строк была моя душа.

Подняв глаза, зелёные глазищи
В конце колонны, шастал обормот
Его узнал бы сразу среди тыщи
Друг по дивану, мой любимый кот.

Спросила дочь — С тобою всё в порядке
А то смотрю, нет на тебе лица,
Опять всю ночь писал стихи в тетрадке,
Мать, ну хоть ты воздействуй на отца!

Исчезла тень от набежавшей тучи,
Жена притихла, смотрит на меня.
Такой случился презанятный случай
Со мной читатель, честно говоря!

Всё так же солнце жаркое давило,
Шла середина выходного дня.
Судьба опять ко мне благоволила —
Я жив, пишу, надеюсь, что не зря.

Ой, да красный берег. Ой, да белый берег.
Ой, да белый берег, посередь — река.
И осталось верить, и осталось верить,
Что минует пуля завтра казака.