Божена Мицкевич - Лепестками усыпанный вечер

Нет виноватых, нет больше правых,

жаль, что испила

ты этой отравы,

с ярким названием —

«Любовь».

Ты стал невыносим, несносный мой Октябрь,

не радуешь ты красками, цветами,

увядшими газоны

застелил.

Ты в мир холодный мрак пустил,

который сеет ледяной морок,

пронзает душу хладный

ветерок.

Октябрь, ты сегодня вор

моих надежд на мягкий листопад,

верни мне солнце

иль хотя бы град,

которым Май любил

играть.

Уж лучше льдинки собирать,

чем видеть скорбь моих цветов,

и море радужных зонтов

не охраняет от дождя…

Октябрь, не люблю тебя!

Я думаю, это понравится вам:

книга раскрытая,

чай

и орехов горсть.

Вы мой нежданный

гость.

Горечью по губам,

темным по белым ночам,

я не верю словам,

как и глазам вашим,

впрочем…

Слушаю и молчу,

слушаю и страдаю.

Двери заколочу,

окна я залатаю…

Вам понравится здесь,

выход уже закрыт,

счастье оно есть,

пока не разбилось

о быт.

Я думаю, это понравится вам…

Слушаю…

Почти верю вашим словам…

Мои мечты — осенний мой туман,

волшебным облаком упали на дома.

Я ухожу, последний твой обман

почти что свел меня с ума.

Я ухожу короткою тропой,

по направлению

к былым годам,

так звери тянутся на водопой,

так подступает к нам зима,

или окутывает тьма…

Тебя отдам

своим

мечтам…

Проснись пока еще не поздно,

тревожусь!

Ведь в туман серьезно

блуждать уже

не по годам

нам!

Лавандовый вечер,

последние встречи…

Прости,

я прощаюсь,

любя…

Дурманят поля,

лавандовый вечер,

я ухожу

от тебя!

Прощай, сладкий

запах твоих

обещаний.

Прощай,

шальной

поцелуй.

Я ухожу от тебя

на Запад…

Я ухожу,

не ревнуй.

Ты думаешь, мне нравится покой,

его я жду под теплыми лучами,

им грежу вечерами над рекой,

иль дома над чадящими свечами.

Ты ошибаешься!

Мне ближе вечный путь,

скитание, движение вперед.

Меня бродяжья кровь зовет

идти туда, где может и не ждет,

но манит в даль неведомая суть…

Я скованна цепями вечных пут:

из обязательств, дома и работы,

меня терзают мелкие заботы,

но разорвать мечтаю этот круг,

и уходя в пространство без подруг,

хочу вершить свое предназначение,

пусть жизнь подарит, может в заключение

мне мед и соль своих святых наук.

Мое сердце летело бабочкой

на огонь твоей свечи…

Все проходит, и рваные раны закрываются,

тают снега, облетают листья,

улицы меняют имена,

люди меняют лица,

только любовь

всегда такая…

сложная

штука.

Мои крылья сгорели у твоей свечи,

мысли-палачи,

избивают вновь

до крови любовь…

Кричи… о ней… кричи…

не молчи!

Выпьем утром с медом чай,

пусть уходят все невзгоды.

Да, какие наши годы,

осень с радостью встречай!

Будет сладкая малина,

рыжиков полна корзина.

Персик, пряность нектарина,

осень сладостью полна!

Скрасит желтым цветом скверы,

в парках краски разбросает.

Мы оденем полуверы,

осень яркостью сверкает!

Осень, чай, усталая улыбка…

Что-то у меня щемит в груди.

Осень, ты, наверное, ошибка,

может быть весна там впереди.

Может быть, малина из июня,

может яблок сок из летних снов.

Осень в переулок завернула,

на дверях откинула засов.

Не ждала, признаюсь, не мечтала,

хоть хотелось мне прохладных дней.

Проходи же, что ты у порога встала,

мне за чаем душу всю излей…

Я ведь, знаешь, тоже одинока,

по ночам луна мешает спать.

Посиди, пей чай, зима жестока,

не спеши деньки ей уступать.

Ароматный чай струится, вечер

догорает сентября закат.

Знаешь, Осень, бери плед на плечи,

и пойдем гулять в вишневый сад…

До осени осталось пол шага,

и дышится легко,

прохладно…

Будет осень,

по вечерам и утром

в роще проседь

от инея,

что капает в обед…

Достанем книги,

завернемся в плед,

и раны летние залечит

дождь,

уже не ждешь,

уже не ждешь,

а дышишь,

пишешь

и живешь.

Вам бы всё плакать,

мне бы всё плыть

по колебанию

желтых

листов.

Вам хотелось любить,

мне забыть

ковку решеток

холодных

мостов.

Вам бы мечтать

о далеких планетах,

мне бы страдать

о словах

недопетых…

Разные мы такие,

судьбы у нас

не простые —

рядом

мы врозь.

Но разлучать,

нас возможно,

только венчать,

осторожно —

так всё срослось.

Она лежала в призрачной постели,

болело горло и ломило грудь,

дни в боли лишь ползли, а не летели,

словно они забыли вечный путь.

Она и не спала, и не мечтала,

металась тихо, немо в пустоте.

Рука ее стакан не отпускала,

вода — подруга вечной немоте.

Еще терзалась: как там пес бездомный,

ему налил ли кто в жару глоток воды?

И падал на глаза платочек темный

и утирал слезы ее следы…

И радостью отчаянно хлестнуло,

словно подали знак ей небеса,

там на газоне лучиком блеснуло:

колечко — рыжий хвост заждавшегося пса.

Случилось так,

что рыжий спаниель

был цвета одного с хозяйкой дома.

Вернее волосы ее

блистали золотом,

а он

был верным стражем

золотых волос.

Как же иначе,

в этом доме рос,

и был всегда

тот спаниель

при ней.

Она его гулять брала:

на поводке водила

в парк

смотреть на белых

лебедей,

и на людей,

что медленно брели,

со спаниелью

ночью шли

они, но было все

спокойно.

Вел спаниель себя

достойно.

Так жизнь текла их

не спеша:

прогулки, вкусное печенье,

и прятала она

смущенье,

когда встречала

у крыльца

соседа с английским

бульдогом.

Смотрела на соседа

строго,

в душе немного

трепеща.

Так жизнь идет:

хозяйка дома еще,

пожалуй, молода,

но вот беда,

что спаниель

не молод уж,

и ей знакома

тоска по

минувшим денькам…

И у обоих по вискам,

легло на солнце

серебро…