Наталья Тимофеева - Холсты

В очередь, сукины дети, в очередь,
Только не делайте вид, что забыли,
Как апельсины грузятся бочками,
И как воруют без шума и пыли.

Новый год, говорите, по-старому?
Что ж вы хотели, чего-то другого?
Хлеба купите, зрелища — дарово,
Прыгайте вверх, пролетарии слова!

Вот вам обычное в ярких обёртках,
Как обещание обнищания.
Не касается лишь тупых и вёртких,
Остальным же — напрасное тщание.

Кто сказал, что фальшивки не к радости?
Кто заметил подлог, — сумасшедшие…
Узурпаторство — без сроков давности,
Всё измельчится или истешется…

В очередь, сукины дети, в очередь!
Вы за славою? Притормозите! Ну?!
Не разбирает пока что оторопь?
Милости просим, милые, на войну!

Был ли восход невредим от печали?
Было до нас, будет после и между:
Не устоять мотыльку против стали,
Стали никак не разрушить надежду…

Виски пьём, — напиток крепкий
И похож на самогон.
Он весьма, замечу, меткий,
Но не сваливает в сон.
Десять лет ему от роду,
Он — весёлый старичок,
И душистей год от году.
Всё, поехали. Молчок.
Вот теперь закусим сыром
С виноградом, бастурмой…
Что ещё там к нашим дырам
Вновь прибавится зимой?
Мы не можем экономить,
Есть кой-как, и пить «шмурдяк»,
Из ботвы себе готовить
Не получится никак.
Не приму альтернативу,
Незачем на свете жить,
Коли есть одну крапиву,
Но на «книжках» сор копить.
Пусть детишкам постараться
И придётся для себя,
Главное, людьми остаться,
Нас с наследством не гнобя.
Наливай вторую, что же
Ты так медлишь, ангел мой?
Как тепло ползёт по коже!
Кушай, кушай, мой родной.
Ты доехал, слава Богу,
Как же я тебя люблю!
Жаль, что времени немного,
Ладно, третью я налью!

С динамикой последнего прыжка
Иду, пружиню шаг по коридору.
Мне завтра «на свободу», а пока
Наслушаюсь нелестных разговоров.
Сидят старухи, как солдаты, в ряд, —
Не языки — шпицрутены в занозах, —
И обо мне вполсилы говорят,
Чтоб слышно было этакой «стервозе»:
«Идёт, как пишет!» «Знать, из королев!»
«Глянь, нацепила на себя корсеты!»
«Вишь, говорят, она из старых дев!»
«Нет, под подушкой прячет пистолеты!»
«Связала шаль из разных лоскутков!»
«На целую-то ниток не хватило!»
Старухин приговор всегда суров,
Пусть даже завтра ждёт её могила!
Ей о душе б поплакать, но она
Свой кислый бок двумя перстами чешет
И, гнева «справедливого» полна,
Язык на ком-то непохожем тешет:
«Не встанет рано — очередь занять
На процедуры!» «Экая гордячка!»
«Всё б ей по лесу бегать и снимать!»
«Небось в кармане папиросок пачка!»
«Гляди, гляди, как бровью повела!»
«Ах, как она нам, сёстры, надоела!»
«Туда-сюда всё ходит!» «Есть „дела“!»
«А мы-то с вами маемся „без дела“!»
«Не сядет с нами посмотреть кино!»
«И мужики к ней липнут, вот придурки!»
«Да ей самой как будто всё равно!?»
«Она бы с ними выпила „микстурки“!»
«Откуда что берётся, вот чума!?»
«Не молодая, а бежит, как кошка!»
«Я бы под глаз ей стукнула сама!»
«Да что ты, сразу выбросит в окошко!»
Я слушаю невольно этот бред
И думаю, ну, чем же не Стихира?
Но настаёт спасительный обед,
И глохнут языки. Тепло и сыро
На улице. Оранжевый кобель —
Цепной бедняга — сторожит ворота,
И падает, звенит вовсю капель,
И мне домой до ужаса охота!

Стукач совсем не ровня стукачу:
Один стучит с оглядкой, хоть и много,
Другой башкой стучит по кирпичу,
А третий редко, но зато — на Бога…

Золотоглаво и серебромудро
Иные сразу в вечность вознеслись.
Им повернуться лишний раз не трудно,
Трудней на смертных глянуть сверху вниз.

Они стоят, и велики и прямы,
А мимо проплывают облака…
Зачали их не папы и не мамы,
И в гении их вывела строка.

Как дальше жить, когда такое рядом
Величие? Захватывает дух!
Живём мы все как раз у них под задом,
Что тешит обоняние и слух.

Тих и безлюден старый сквер,
И в графике его тончайшей
День растворился, скучен, сер,
И небо — на ветвях, не дальше,
Раскинуло свой сизый флёр
Со снегом первым вперемешку,
Лишь куполов горит костёр
Церковных. И таит усмешку
В холодных лужах старый фавн —
Ноябрь, к безумствам равнодушный,
Да цаплею кивает кран,
Его дыханию послушный…

Туман ползёт, змеится между сосен.
Скользит в воздушных струях жёлтый лист.
Здесь, в девственной глуши, крадётся осень
Под тоненький синичий пересвист.

Виньеткой золотой стоят берёзы,
И зелени хвоистой крепок дух, —
На розовых стволах застыли слёзы
Янтарные смолы. Усталый слух

Приемлет тишину, как озаренье,
А сердце замирает от красот,
Явившихся счастливым избавленьем
От города, где радость не живёт.

То клоунада, то опричнина,
И крестный путь один на всех.
Есть Бог, уставший от импичмента,
И возведённый в степень грех,
И мелочность, и ширь безмерная,
И дух, и мерзостная вонь,
И пьянства маета бездельная,
И сердца праведный огонь, —
Всё в нас. В беспамятстве ли, удали
Свой жертвенный верстая век,
Героем станешь или пугалом, —
Ты сам решаешь, человек.
И в этой тяжкой мгле безвременья,
Где гибнут души, меркнет свет,
Нам разрешиться бы от бремени,
Припомнив с Господом завет.
Нам выпростаться из невежества
Давно бы надо, да никак,
Ведь солнце разума не брезжится
Там, где хозяйствует кулак.
Жизнь провожая эфемерную,
Лишь в вере обретаешь твердь,
И с ней пройдя сквозь мрак и тернии,
Не так уж страшно умереть.

Подай мне, Господи, ума,
Ты знаешь, мир без мысли пуст.
Слова я подберу сама,
Исторгнув их из этих уст.
Пусть молвят грешные уста
О нищете и зле сердец,
Чья суть животная пуста,
Бесславен путь, жесток конец.

Подай мне, Господи, любви,
Ты видишь, мир безумьем клят.
Мои сомненья умали,
Иных не надобно наград.
Пусть будет толика тепла
Моим успехом в жизни той,
Что я измерить не смогла
Твоею жертвою святой.

Пошли мне, Господи, врагов,
Чьи аргументы грязь и ложь,
Кто за пятак убить готов,
Чья правда — деньги, сила — нож.
Пусть мне достанется хула,
Что предназначена Тебе,
Узнаю я — не зря жила!
Не откажи своей рабе!