Нина Кондратковская - Сердце-озеро

Хан к гостям взывает знатным,
Что приехали на той:
— Все вы славны делом ратным,
И умом, и красотой!
За дитя свое родное
Вас могу я наградить!..
Но потупились герои:
Змея им не победить.
— Кто отважней между вами? —
Снова хан кричит, зовет:
— Дам полханства, с табунами
И отары с чабанами —
Кто мне дочку привезет!
Велика такая милость,
Но и жизнь всего одна.
И батыры поклонились,
Зазвенели стремена.
Хан-отец забился в муке,
Реки хлынули из глаз.
И с колен, воздевши руки,
Закричал он третий раз:
— Для того, кто от злодея
Ботагоз спасет мою,
Ханства я не пожалею,
Вместе с дочкой отдаю!
И не буду я ни ханом,
Ни тарханом, ни купцом, —
Просто в доме вашем стану
Добрым дедом и отцом.
Тут предстал пред очи хана
В латах воина Аман:
— Я в пещеру Жундыжлана
Поскачу, — сказал чабан.
Не узнал его в доспехах
Старый хан, и дал коня,
И подковы с горным эхом
Перекликнулись, звеня.

Резвый конь, как вольный сокол,
Мчит на крыльях седока.
За высокою осокой
Заболочена река —
Молча спешился пастух.
А коня зловонный дух
Не пускает к водопою.
Стон доносится со дна:
— Что ты, речка? Что с тобою?
— Тяжко мне, — хрипит она. —
Давят грудь пеньки да колья,
Камни стали на пути,
Задыхаюсь я в неволе,
Добрый друг, освободи!
Он разделся. В черной яме
Он сражается с камнями,
Оступается, скользя,
Надо ехать, да нельзя!
А как силы подкосило,
Речка снова попросила:
— Захотел в беде помочь —
Помогай, когда невмочь,
На себя прими беду,
Не скупись на доброту!
Дно расчистил.
Речка рада.
Заплескала, ожила
И Амана, словно брата,
Освежила, обняла,
Привела к опушке бора:
— Вон, гляди, твоя тропа!
А на бор от косогора
Гарь ползет: горит трава!
Рыжей ящеркой до сосен
Добегает огонек.
Старый бор Амана просит:
— Выручай меня, сынок!
Погоди со спешным делом,
Без тебя мне быть горелым!
Нужен буду — удружу,
Верой-правдой послужу.
И Аман с пожаром бился,
Бился насмерть, как с врагом,
Осмолился, опалился,
Но сбивал, сбивал огонь.
А за болью-маетою
Помнил слово золотое:
«Не скупись на доброту,
На себя прими беду!»
Унялось лихое пламя,
Бор вздохнул, расправил грудь
И зелеными руками
Показал Аману путь.
От жары укрыла хвоя,
Раны ветер холодит…
Чу! Вверху, над головою,
Что-то в дереве гудит,
Ноет, стонет еле-еле.
— Кто там плачется? О чем?
Бурелом в дупле на ели
Не оставил даже щели,
Завалил семейство пчел.
И пастух на ель взобрался,
Обдирался, обрывался,
Повторяя, как в бреду:
«На себя прими беду!»
На руках набухли жилы,
Заскрипел, качнулся ствол.
Пчелы живы!
— Ну-ка, живо!
Вылетайте на простор!
Рой пчелиный провожает
Чабана из леса в лог.
Он в предгорье выезжает,
На виду — Черноотрог.
Оглушен шакальным лаем,
Но отвагой подгоняем,
Одолел зловещий пик
И в пещеру он проник.

Мрачно логово злодея.
Посреди — большой казан,
Под стеною — ложе змея,
На подушках — Жундыжлан.
Круглый глаз, мигая, светит,
В черной пасти — три клыка,
Между ними, словно плети,
Два шершавых языка.
Тело в кольца так и вьется,
Голос будто из колодца,
Вместо слова — рев да рык,
Вместо смеха — вой да крик.
Раз услышишь — позабудешь
Мать, отца и белый свет,
На земле ужасней чудищ
Сроду не было и нет!
Но Аману не до страха,
Хоть в поту его рубаха.
Дрожь зубами прикусил,
Страх отвагой погасил.
— Говори, зачем явился?
— За невестой.
— Как ты смел?!
И меня не устрашился?
Коли смел, так будешь цел.
Но пройдешь три испытанья:
Под скалой у речки — баня,
В ней попарься дочиста.
«Может, это неспроста,
Да не худо бы помыться…»
— Ладно! — парень говорит.
А над баней дым клубится,
Вся она костром горит.
«Ну, пропал», — чабан подумал.
Тут прохладный ветер дунул,
Речка дыбом поднялась,
Вокруг бани обвилась,
Погасив огонь лохматый,
Сажу выбила с полка,
Налила полны ушаты
Из живого родника.
Поклонился речке парень,
Поплескал воды на камень,
Тело веничком хлестал,
Здоровей и крепче стал.
Злится змей, не верит оку:
Был в огне, а невредим.
— Эй, второе дело к сроку
Подоспело!
Поглядим,
Кто проворней. Да поспорим:
От меня беги ты бором,
Догоню — спущу в казан!
— Что ж, поспорим, Жундыжлан!
Как рванул Аман тропою —
Слышит змея за собою.
Он быстрей — и змей быстрей,
Дым пускает из ноздрей,
Языком вот-вот настигнет,
На хребет вот-вот запрыгнет…
Выдыхается храбрец,
Все. Теперь ему — конец!
Но стволы над ним согнулись,
За спиной его сомкнулись —
То ловушку, то забор
Перед змеем ставит бор.
Ветки хлещут спину змея,
Иглы колют шибче, злее,
Жундыжлан, как битый пес,
Еле к логову дополз.
Посверкал подбитым глазом,
Заорал, унявши дрожь:
— Не-ет! Меня за третьим разом
Ты, хитрец, не проведешь!
Мы теперь сыграем в прятки
У кипящего котла.
Будешь бегать без оглядки —
Сразу сваришься дотла!
Эй! Дровишек подложите
Да тряпицей повяжите
Вы глаза ему.
Лови!
Не оступишься — живи.

А шакалам дал наказ он:
Как забулькает вода,
Гостя за ноги — и разом
Вверх тормашками — туда.
Чернота перед глазами.
«Хоть бы голос на прощанье
Твой услышать, Ботагоз»,- —
Горько парень произнес.
Широко расставил руки.
Сделал шаг. Еще шагнул.
Змей молчит.
Но что за звуки
Наверху?
Знакомый гул!
Ботагоз! На этот раз
Пчелки выручили нас!
Налетают. Жалят жала,
Жгут мучителям глаза!
Воют, мечутся шакалы,
Змей ревет:
— Бросай в казан!
Тут его, слепого, слуги
Сами сослепу, в испуге
Хвать — и с маху в кипяток.
Смрад поднялся, змей подох.
И теперь шакалы снова
Превратились в звероловов,
В пастухов да кузнецов,
Да в джигитов-удальцов.
Черный камень отвалили,
Подземелье отворили,
Вышли пленницы на свет,
Ботагоз за ними вслед.
Хоть Амана ждет награда,
Не торопится Аман:
Завалить пещеру надо,
Чтоб не ожил Жундыжлан,
А потом награду нужно
Людям поровну раздать,
Свадьбу весело и дружно
По обычаю сыграть.
Кому песня, кому пляска,
Кому звонкая струна,
Ну, а нам с тобою — сказка
Про Амана-чабана.

Широко текла вода
Речки-непоседы
В те далекие года,
Что забыли деды.

Говорят, разгорячась
От степной погони,
Эту реченьку не раз
Проплывали кони.

А однажды, по весне,
Легконог и тонок,
Стал тонуть на быстрине
Желтый жеребенок.

Но пучина глубока —
И не быть бы счастью,
Да приметили конька
Небывалой масти.