Юрий Кузнецов - Русский узел. Стихотворения и поэмы

О человеке и земле
Бытует притча ныне:
Стрелял четырежды во мгле
Стоящий на равнине.
В четыре стороны земли
Ушли четыре пули,
Однако цели не нашли
И землю обогнули.
Ждала удача молодца…
Но все четыре пули
Пришли с обратного конца
И круг на нем замкнули.
Упал герой и нелюдим
И счеты свел со светом…
Земля одна и ты один,
Не забывай об этом.
Курится кладбище, кресты,
Холмов нецелый ряд.
Блестит река, песок, кусты,
Размыты крыши хат.
Звезда последняя бледна.
Темнеют рвы по склону.
На полном фронте тишина…
Держите оборону,
Трофим Изместьев, Поздняков,
Степанчиков, Козьмин,
Ахтырский… черный блеск… Сивков,
Пол-Мустафы, Эмин…
Удар — по склону навскосок
Свинцовый блеск, туман,
Во рту, в ушах, в глазах песок…

В шкафу звенит стакан.
Удар — и содрогнулся дом,
Стены как не бывало.
Фугас оставил свой пролом
До самого подвала.
— Не надо, — прохрипел старик, —
Не надо столько света… —
Ему блеснул последний миг —
Не зеркало ли это?
Из уцелевшей глубины
Разрушенного дома
Оно сверкнуло со стены
Внезапно и бездонно.
В нем отразился самолет,
Калитка, Тихий Зарев.
Фугас в подвале подождет…
Живи, Иван да Марья!..

Равнину залпы черноты
Секли, толкли, мололи.
Казалось, горные хребты
Сошлись и бьются в поле.
В ушах и рядом и вдали
Подземный блеск орудий.
С песком и комьями земли
Перемешались люди.
Огонь переходил в мороз,
Рыл на пустом металл.
На высоту комет и грез
Могильный червь взлетал.
Сверкали антрацитной мглой
Горящие деревья.
В глубинных кварцах — под землей
Ревели батареи.
У битвы не было небес,
Земля крушила землю.
Шел бой в земле — его конец
Терялся во Вселенной.

Земля толклась. Живьем скрипя,
Ходил накат землянки.
Но стихло. Жизнь пришла в себя
И уловила: танки!
— Солдат Степанчиков, убрать!.. —
Мелькнуло вдалеке
Стенанье — «Не забуду мать
родную!» — на руке.
Земля расступится вот-вот,
Мелькают траки, траки.
Свет — тьма!
Меняя пыль, плывет
Равнинный гул атаки,
Запрыгал точками прибой
За танками на пашне.
— Отсечь пехоту!.. —
Грянул бой.
В старинный, рукопашный
Вошел стремительно Иван
С остатками полка,
Так ниспадает в океан
Гигантская река.
Не высота страшна, а склон.
Пять дней не спал никто.
И тело зачерпнуло сон,
Как воду решето.
Они заснули на ходу
С открытыми глазами,
Не наяву и не в бреду
Залитые слезами.
Что снилось им? Какой фантом
Шел поперек дороги?
Блеснул Ивану темный дом,
Мария на пороге.
У края платья сын мигал,
Как отблеском свеча,
И мать из мрака высекал,
«Ты где?» — отцу крича.
Иван вперед бежал сквозь дым,
Уже сошлись в штыки.
Жена сияла перед ним —
Из-под ее руки
Он бил штыком…
Хрипенье, стон,
Уж четверым не встать.
Сошел на них огромный сон,
Что дважды два есть пять.
Как тьма разодраны уста.
— Ура! — гремит по краю.
— За нашу Родину! За Ста…
— Степан, ты жив?
— Не знаю. —
Степану снился беглый сон:
Он над водой возник,
Поток отбрасывает вон
Его упавший лик.
Степану снилась глубина,
Недвижная веками.
Но ускользала и она
С луной и облаками.
Мелькала тьма со всех сторон,
Приклад горел в ладони…
Трофиму снился хмурый сон:
Он спит в горящем доме.
Огонь струится по глазам,
Жены нет рядом — дым.
А он кричит глухим стенам:
— Проснитесь! Мы горим! —
Бежал как тень среди смертей,
Огня, земли и стали.
А слезы плачущих детей
Сквозь стены проступали.
Пространство бросить не дано,
В котором мы живем.
Объято вечностью оно,
Как здание огнем.
Долине снятся тополя,
Красавице — кольцо,
Устам — стакан, зерну — поля,
А зеркалу — лицо.
Врывалась в эти сны война,
И крови смрад, и пламя.
И та и эта сторона
Усеяна телами,
Не проходи, мой брат, постой!
Еще дрожат их руки
И воздух тискают пустой,
Как грудь своей подруги.
Еще свободный дух скорбит
Над жизнью молодой,
Душа мечтателя стоит,
Как цапля над водой.

На солнце танк горит пятном.
Скатился камень жгучий —
Танкист, охваченный огнем,
Как дом травой ползучей.
Горел танкист средь бела дня,
И догорел танкист.
Переметнулся клок огня
На прошлогодний скирд.
И мыши прыснули на свет —
Несметное число.
И дезертир за ними вслед,
Поскольку припекло.
И снова танки! Склон изрыт
Снарядами. Деревья
Бегут от ужаса. Горит
Окраина деревни.
Во тьме твоей, двадцатый век,
Не исследить печали!
В разбитом доме человек
Играет на рояле.
Так далеки от чистых нег
Военные печали.
С ума сошедший человек
Играет на рояле.
Один за всех иль против всех…
Уж стены запылали.
Полуубитый человек
Играет на рояле.
Удары сыплются вокруг —
И в клочья разметали.
Но кисти рук, но кисти рук
Играют на рояле…

Накрыл Ивана смертный дым…
И враг простер ладонь:
— Такой народ непобедим.
Но с нами бог… Огонь!

Пришло письмо на старый дом.
Но черное, как снег,
Письмо изломное о том,
Что человека нет.
Ушел из мира человек,
Оставил солнцу тень,
Огню — туман, бродяге — снег,
А топору — кремень,
Осенней буре — листопад,
Долине — тишину,
Слезам — платок, звезде — закат,
Ночному псу — луну.

Распахан танками Восток
И город Тихий Зарев.
Иван-да-марья жил цветок,
Осталась только Марья.
Во мгле оплакала она
Горючую разлуку.
И скоро солнце и луна
Позолотили муку.
Дом пустовал с того утра —
Угроза прихотлива.
Фугас окрестных три двора
Опустошил без взрыва.
А на стене, как божий свет,
Забрезжило зерцало.
Взорвется бомба или нет?
Но зеркало молчало.
Мелькали в зеркале века,
И плыл планетный шар,
Метель, холмы и облака,
Береза и анчар.
Кривой монгол, стальной тевтон
Легли на нем слоями.
Повел на Родину масон
Огромными ноздрями.
И отразился декабрист,
И с топором студент,
Народоволец и марксист,
И тот интеллигент,
Перед которым, заблистав
В тумане золотом,
Возник изысканный жираф:
— Россия, твой фантом! —
Сошел Февраль, вскипел
Октябрь Гранеными зрачками.
Погнало пенистую рябь
По зеркалу клочками.
Уму и поиску ломоть
Продиктовал веленье:
Стране закон, идее плоть,
Искусствам направленье…
Страна в огне, страна во мгле,
Фашизм приносит весть:
Нет воли к жизни на земле,
А воля к власти есть.

Поразрешетился весьма,
Погнулся русский двор.
Мелькали галки сквозь дома,
А танки — сквозь забор.
Пришла соседка: — Ой, беда!
Я видела живьем,
Мертвец Иван идет сюда.
Он близко —
за холмом. —
Мария кинулась навстречь
Дорогой распростертой.
И полилась родная речь:
— Живой ты али мертвый?
Коли живой, то прикажи,
Чем утолить тебя?
А коли мертвый, то скажи,
Чем исцелить тебя?