Ирина Явчуновская-Рапопорт - Пламя и тень / Flame and shadow

O lovely chance, what can I do
To give my gratefulness to you?
You rise between myself and me
With a wise persistency;
I would have broken body and soul,
But by your grace, still I am whole.
Many a thing you did to save me,
Many a holy gift you gave me,
Music and friends and happy love
More than my dearest dreaming of;
And now in this wide twilight hour
With earth and heaven a dark, blue flower,
In a humble mood I bless
Your wisdom – and your waywardness.
You brought me even here, where I
Live on a hill against the sky
And look on mountains and the sea
And a thin white moon in the pepper tree.

О милый шанс, чем отплачу
За всё, что имею и что получу?
Ты есть у меня, день ото дня
Ходишь со мной, мудрость храня.
Душа моя, тело тобой спасены.
Могли быть разбиты, но целы они.
Сколько подарков даришь ты мне,
Тех, что не снились даже во сне.
Друзья, музыка и любовь —
Вот моё счастье без берегов.
Благодарю тебя, даже сейчас
За этот прозрачный полночный час,
За то, что плещется море у ног,
Земля и небо – синий цветок,
И смотрит в небо холмов овал,
И тонкий месяц в листву упал.

There will come soft rains and the smell of the ground,
And swallows circling with their shimmering sound;
And frogs in the pools singing at night,
And wild plum-trees in tremulous white;
Robins will wear their feathery fire
Whistling their whims on a low fence-wire;
And not one will know of the war, not one
Will care at last when it is done.
Not one would mind, neither bird nor tree
If mankind perished utterly;
And Spring herself, when she woke at dawn,
Would scarcely know that we were gone.

Будет ласковый дождь, станет свежей земля,
Будет ласточек трепет, в раздумье поля;

Хор лягушек зальётся в прозрачных прудах,
Белый снег диких слив заискрится в садах;

И малиновка, перьями ярко горя,
Пропоёт свою трель на плетне у ручья.

И никто и не вспомнит – была тут война.
И кому будет важно, была ли она?

Ни деревья, ни птицы, ни первый побег
Не узнают, что люди исчезли навек.

И проснётся весна, встретив новый рассвет,
И едва ли узнает, что нас больше нет.

The world is resting without sound or motion,
Behind the apple tree the sun goes down
Painting with fire the spires and the windows
In the elm-shaded town.
Beyond the calm Connecticut the hills lie
Silvered with haze as fruits still fresh with bloom,
The swallows weave in flight across the zenith
On an aerial loom.
Into the garden peace comes back with twilight,
Peace that since noon had left the purple phlox,
The heavy-headed asters, the late roses
And swaying hollyhocks.
For at high-noon I heard from this same garden
The far-off murmur as when many come;
Up from the village surged the blind and beating
Red music of a drum;
And the hysterical sharp fife that shattered
The brittle autumn air,
While they came, the young men marching
Past the village square.
Across the calm Connecticut the hills change
To violet, the veils of dusk are deep —
Earth takes her children's many sorrows calmly
And stills herself to sleep.

Притихший мир покрыт поволокой.
Солнце за яблонями зажгло
Огнём разноцветным шпили и окна.
Стемнело. Солнце зашло.

Холмы пурпурным светом струятся.
Коннектикут в яблоневом раю.
Кружатся ласточки и гнездятся,
Вьют на небе пряжу свою.

Сумерки бродят по мирному саду.
Астры напьются росы к утру.
Мальвы и флоксы глядят сквозь ограду.
Роза дрожит на ветру.

Полночный месяц взошёл осторожно.
И вдруг я слышу вдали за холмом
Топот шагов и взрывной, тревожный
Тупой барабанный гром.

Пронзили труб истеричные вздохи,
И лязг разорвал тишину.
Прозрачный воздух осени вздрогнул —
Парни ушли на войну.

Сумрак накрыл Коннектикут сонный,
Провёл по холмам сиреневый штрих.
Земля засыпает, приняв на лоно
Беды детей своих.

Bowed as an elm under the weight of its beauty,
So earth is bowed, under her weight of splendor,
Molten sea, richness of leaves and the burnished
Bronze of sea-grasses.
Clefts in the cliff shelter the purple sand-peas
And chicory flowers bluer than the ocean
Flinging its foam high, white fire in sunshine,
Jewels of water.
Joyous thunder of blown waves on the ledges,
Make me forget war and the dark war-sorrow —
Against the sky a sentry paces the sea-cliff
Slim in his khaki.

Сгибается вяз под грузом величия и роскоши.
Земля согнулась под весом своей красы.
Расплавилось море отполированное
В бронзе подводных трав.

В расщелинах скал песчаные спят горошины.
Цветёт цикорий синее, чем океан.
Пена – белый огонь за солнцем гоняется,
Бусы жемчужные разбросав.

Радостный гром разорванных волн у выступов,
Позволь позабыть военной поры печаль!
Под небом тоненький часовой над пропастью.
Цвет хаки у всех застав.

I went out at night alone;
The young blood flowing beyond the sea
Seemed to have drenched my spirit's wings —
I bore my sorrow heavily.
But when I lifted up my head
From shadows shaken on the snow,
I saw Orion in the east
Burn steadily as long ago.
From windows in my father's house,
Dreaming my dreams on winter nights,
I watched Orion as a girl
Above another city's lights.
Years go, dreams go, and youth goes too,
The world's heart breaks beneath its wars,
All things are changed, save in the east
The faithful beauty of the stars.

Я вышла ночью. По небу плыли
Кровавые вспышки над гладью вод.
Они пропитывали мне крылья,
И тяжелела ноша невзгод.

Но голову я подняла от снега,
Где падали тени на снежный сад.
Вверху Орион горел на востоке.
Светил, как множество лет назад.

Когда-то давно в родительском доме
Ребёнком не раз видала в окне:
В небе ночном Орион светился.
И ещё две звезды в вышине.

Уходят годы, уходит юность,
Изменчиво всё – и мечты, и сны.
Войны врываются в сердце мира.
И только звёзды земле верны.

Out of the noise of tired people working,
Harried with thoughts of war and lists of dead,
His beauty met me like a fresh wind blowing,
Clean boyish beauty and high-held head.
Eyes that told secrets, lips that would not tell them,
Fearless and shy the young unwearied eyes —
Men die by millions now, because God blunders,
Yet to have made this boy he must be wise.

Из мира спешащих, усталых прохожих,
Войной озабоченных, болью утрат,
Меня всколыхнули, как свежий ветер,
Его красота и открытый взгляд.

Его глаза говорили о многом,
Но губы молчали, и взгляд пытлив.
Бог промахнулся, убив миллионы,
Был мудрым, жизнь ему подарив.

I watch the great clear twilight
Veiling the ice-bowed trees;
Their branches tinkle faintly
With crystal melodies.
The larches bend their silver
Over the hush of snow;
One star is lighted in the west,
Two in the zenith glow.
For a moment I have forgotten
Wars and women who mourn —
I think of the mother who bore me
And thank her that I was born.

Вечер вуаль накинул,
Покрылись стволы ледком.
Мелодию веток слышу.
Их перезвон знаком.

Деревья в снегу искрятся,
Морозный простор звенит.
Звезда зажглась на востоке,
Две снова вошли в зенит.

На миг я совсем забыла:
Людей унесла война.
Вспомнила маму. Спасибо,
Мне жизнь подарила она.

Sun-swept beaches with a light wind blowing
From the immense blue circle of the sea,
And the soft thunder where long waves whiten —
These were the same for Sappho as for me.
Two thousand years – much has gone by forever,
Change takes the gods and ships and speech of men
But here on the beaches that time passes over
The heart aches now as then.