Евгения Баранова - Номинация «Поэзия»

***

Шли через поле, поросшее иван-чаем, шли от автобусной остановки, обходили лужи молочно-серые, светлые, с невидимыми затаившимися лягушками. Я скоро устала, но папа не брал на плечи.

Видели речку, тревожно бегущую сверху вниз по склизким камням, поросшим от времени точно собачьей шерстью. Видели мостик — бетонные плиты и второпях приделанные перила, на которые страшно облокотиться. Наша дорогая старая, непроезжая, позабытая.

Быт северный, деревенский, и здесь — того гляди разглядишь в траве красную вышивку земляники, майолику незабудок.

Будто последнее дерево в срубленной роще — колокольня из серого дерева, серебра и лучей предутренних высится. Так и мы должны выстоять — когда исполнится двадцать, тридцать и сорок пять, и ветер сорвёт с головы косынку хлопчатобумажную, белую.

Папа стоит под тысячелетним небом у деревенской церкви, крестится.

Я повторяю его движения: сначала на лобик, потом на животик, потом — на плечико…

И мир отзывается медвежьей, и заячьей, и голубиной, и яблоневой, и земляничной речью, звонкою и отрывистой.

Я свидетельствую о сыне, который остался один в квартире — на ковре деревянные кубики перекладывал, строил башни. Утром не ел молочную кашу, по краю размазывал, корчил рожи, расковыривал ссадины.

Мне сказали в садике воспитатели — странный какой у вас, сидит над рисунками или пластилиновыми фигурками, говорит: марко поло не знаю зачем плывёт, магеллан не знаю зачем плывёт.

Я объясняю, что с ним читали про великие географические открытия.

Я свидетельствую о рынке, на который пришла, чтобы сыну купить ботиночки из кожзама. Продавщица сказала: возьмите эти, на два размера

больше, чем нужно, потому что вырастет, не заметите. Верно, уже лежит в тумбочке груда обуви, не успевшей потрескаться и порваться. Я купила ботинки — их в пакетик тоненький упаковали.

Я свидетельствую о праве всего живого произрастать из бетона заплёванного, из развалин краснокирпичных, из вулканического песка.

Я возвращаюсь обратно к сыну и свидетельствую о духе. Я возвращаюсь

2.

Собирала камешки в сырой полосе прибоя, собирала ракушки, складывала в карманы, радовалась — привезу чёрное море в свою однокомнатную, в ванну выплесну.

Собиралась с мыслями, собиралась вырасти в космонавта, собиралась сделать татуировки в виде очертания континентов, чтобы при холодных лампах дневного света разглядывать, вспоминая.

Совершая здешняя привычная жизнь, выражающаяся в приливах и ржавых водорослях.

В возрасте пяти лет я нашла на морском берегу маленькое и остывшее — кто-то похоронил любимую кошку у самого синего моря, потому что был страшный дождливый день.

3.

Всматриваюсь в иконы, точно в фотографии далёких родственников, собранных в обтянутый красным бархатом фотоальбом.

Узнаю не по облику, а по смутному ощущению — в детстве водили в церковь, показывали: вот Николай Угодник, вот Пантелеимон Целитель, вот Ксения Петербуржская. Запоминай имена, закрывай волосы шарфом из искусственного шёлка, вдыхай запах свечного нагара, мытого пола, немытых тел стариковских.