Иван Тхоржевский - Последний Петербург

Смутный пыл земной в женских молениях,
Но ты услышь, Господь, — пролей им сладости!
Властно бросил Ты на колени их, —
Исцели же их: исцелением радости.

В обрывистом, холодном серебре
Мерцает ночь, как призрак дымный.
Когда же День? Когда же гимны
Заре?

И грусть уводит — к радости былой!
Себя нельзя переупрямить:
Звенит, трепещет, тронутый иглой,
Диск — наша Память.

Но слушаешь, — и странен ураган
Разбуженных напрасно звуков.
Так зажигавший деда хор цыган —
Что он для внуков?

И даже нам, плененным стариной:
Сквозь дым кровавый всесожженья,
Сквозит лучистый блеск — иной…
Изгнание — преображенье!

О, Солнце новых, жадных к солнцу, дней!
Дай гнева и надежд Отчизне!
Дай — вихрей нетерпенья ей,
Для жизни…

Легкой жизни я просил у Бога:
Посмотри, как мрачно все кругом.
Бог ответил: подожди немного,
Ты меня попросишь о другом.
Вот уже кончается дорога,
С каждым годом тоньше жизни нить…
Легкой жизни я просил у Бога,
Легкой смерти надо бы просить.

Ты опьянел — и радуйся, Хайям.
Ты полюбил — и радуйся, Хайям.
Придет Ничто, прикончит эти бредни.
Еще ты жив — и радуйся, Хайям.

Мяч брошенный не скажет «нет» и «да»:
Игрок метнул, — стремглав лети туда!
И нас не спросят: в мир возьмут и бросят…
Решает Небо, каждого куда.

Мир — я сравнил бы с шахматной доской:
То день, то ночь. А пешки? мы с тобой.
Подвигали, притиснут — и побили;
И в темный ящик сунут, на покой.

Ты обойден удачей? — позабудь!
Дни вереницей мчатся; позабудь!
Небрежен ветер: в вечной книге Жизни
Мог и не той страницей шевельнуть.

От веры к бунту — легкий миг один.
От правды к Тайне — легкий миг один.
Испей полнее молодость и радость!
Дыханье жизни — легкий миг один.

«Не станет нас!» А Миру хоть бы что.
«Исчезнет след!» А Миру хоть бы что.
Нас не было, а он сиял; и будет!
Исчезнем — мы. А Миру хоть бы что!

Один припев у Мудрости моей:
«Жизнь коротка; так дай же волю ей!»
Умно бывает подстригать деревья;
Но обкарнать себя? — брось, пожалей.

Дар, своевольно отнятый, — к чему?
Мелькнувший призрак радости — к чему?
Потухший блеск, и самый пышный кубок
Расколотый и брошенный, — к чему?

Подвижники изнемогли от дум.
А тайны те же! душат мудрый ум.
Нам, неучам, сок винограда свежий;
А им, великим, высохший изюм.

Живи, безумец! трать, пока богат.
Ведь ты же сам — не драгоценный клад?
И не мечтай: не сговорятся воры
Тебя из гроба вытащить назад!

Сулят блаженства райские — потом!
Прошу сейчас, наличными, вином!
— «А слава?» — Полно! что такое слава?
Под самым ухом барабанный гром!

Вина! другого я и не прошу.
Любви! другого я и не прошу.
«А небеса дадут тебе прощенье?»
Не предлагают, я и не прошу.

«Вино пить грех». — Подумай, не спеши!
Сам против жизни явно не греши.
В ад посылать из-за вина и женщин?
Тогда в раю, наверно, ни души.

В словах Корана многое умно;
Но учит той же мудрости вино.
На каждом кубке жизненная пропись:
Прильни устами, и увидишь дно.

В учености ни смысла, ни границ.
Откроет больше — тайный взмах ресниц.
Пей! книга жизни кончится печально.
Укрась вином мелькание страниц.

Прах мудрецов уныл, мой юный друг!
Развеяна их жизнь, мой юный друг!
«Но нам звучат их гордые уроки…»
А это — ветер слов, мой юный друг!

Развеселись! В плен не поймать ручья?
Зато ласкает беглая струя!
Нет в женщинах и в жизни постоянства?
Зато бывает — очередь моя!

«От ран души вином себя избавь».
— Тогда на стол все вина мира ставь!
Моя душа изранена… Все вина
Давай сюда! Но раны — мне оставь.

Любовь вначале ласкова всегда.
В воспоминаньях ласкова всегда.
А любишь — боль! И с жадностью друг друга
Терзаем мы и мучаем — всегда.

Любви несем мы жизнь: последний дар!
Над сердцем близок, занесен удар.
Но и за миг до гибели — дай губы,
О сладостная чаша нежных чар!

«Слаб человек, судьбы неверный раб!
Изобличенный и бесстыдный раб!»
— Особенно в любви! Не я ли первый
Всегда неверен и ко многим слаб.

Сковал нам руки темный обруч дней:
Дней без любви, уныло-тощих дней.
А Время — скряга! — и за них взимает
Всю цену полных, настоящих дней!

На тайну жизни — где хотя б намек?
В ночных скитаньях — где хоть огонек?
Под колесом, в неугасимой пытке
Сгорают души; где же хоть дымок?

Проходит жизнь, летучий караван!
Привал недолог. Полон ли стакан?
Красавица, ко мне! Опустит полог
Над сонным счастьем дремлющий туман.

В одном соблазне юном — чувствуй все!
В одном напеве струнном — слушай все!
Не уходи в темнеющие дали:
Живи в короткой, яркой полосе.

Добро и зло враждуют; мир в огне.
А что же Небо? Небо — в стороне.
Проклятия и радостные гимны
Не долетают к синей вышине.

Что жизнь? Базар. Там друга не ищи.
Что жизнь? Ушиб. Лекарства не ищи.
Сам не мешайся, людям улыбайся,
Но у людей улыбок — не ищи.

Завел я грядку Мудрости в саду.
Ее лелеял, поливал — и жду.
Подходит жатва; а из грядки голос:
«Дождем пришла и ветерком уйду».

На кухне рыба жаловалась: — Чад!
В кастрюле тесно, жарко… Сущий ад! —
«А где не жутко?» — бормотала утка:
«Где и простор, поймают и съедят».

«Из края в край мы к смерти держим путь.
Из края смерти — нам не повернуть».
Смотри же: в здешнем караван-сарае
Своей любви случайно не забудь.

В чем тайна смерти? что случится — там?
Спрошу — кувшин. Припал, уста к устам,
И внятен голос: «Пей! ты не вернешься.
Прильни. И долго, долго пей, Хайям».