Иван Тхоржевский - Последний Петербург

Влек и меня ученых ореол:
Я смолоду их слушал, споры вел,
Сидел у них… Но той же самой дверью
Я выходил, которой и вошел!

Во-первых, жизнь мне дали не спросясь;
Потом невязка в чувствах началась;
Теперь же гонят вон… Уйду, согласен;
Но замысел неясен: где же связь?

Ловушки, ямы на моем пути.
Их Бог расставил. И велел идти.
И все предвидел. И меня оставил.
И судит! Тот, кто не хотел спасти!

Наполнив жизнь соблазном ярких дней,
Наполнив душу пламенем страстей,
Бог отреченья требует? Вот чаша.
Она полна. Нагни — и не пролей!

Ты налетел, Господь, как ураган!
Мне в рот горсть пыли бросил; мой стакан
Перевернул, и хмель бесценный пролил…
Да кто ж из нас двоих сегодня пьян?

Вхожу в мечеть. Час поздний и глухой.
Не в жажде чуда я и не с мольбой:
Когда-то коврик я стянул отсюда,
А он истерся: надо бы другой!

«Тут Рамазан, а ты наелся днем».
Невольный грех! так сумрачно постом,
А на душе так беспросветно хмуро,
Я думал — ночь! И сел на ужин днем.

Умей всегда быть в духе. Больше пей
И верь поменьше жалобам людей.
Жизнь — это очень бедная невеста;
Приданое — в веселости твоей.

Прекрасно — зерен набросать полям,
Прекрасней — в душу — солнца бросить нам!
И подчинить Добру людей свободных
Прекраснее, чем волю дать рабам.

Будь мягче к людям! Хочешь быть мудрей?
Не делай больно мудростью своей.
С обидчицей Судьбой воюй, будь дерзок,
Но сам — клянись не обижать людей!

Закрой Коран. Свободно оглянись
И думай сам. Добром — всегда делись,
Зла — никогда не помни. А чтоб сердцем
Возвыситься — к упавшему нагнись.

Не изменить, что нам готовят дни!
Не накликай тревоги, — не темни
Лазурных дней сияющий остаток.
Твой краток миг! Блаженствуй. И цени.

Вселенная? — взор мимолетный мой!
Озера слез? — все от людской одной.
Что ад? — ожог моей душевной муки.
И рай — лишь отблеск радости земной.

«Вперед! там солнца — яркие снопы!»
«А где дорога?» — слышно из толпы.
«Нашел!.. найду…» Но прозвучит тревогой
Последний крик: «Темно, и ни тропы».

Ты нагрешил? запутался, Хайям?
Не докучай слезами небесам.
Будь искренним! А смерти жди спокойно.
Там — или бездна, или жалость к нам.

Кому он нужен, твой унылый вздох!
Трать пыл земной, пока он не заглох.
Обещан рай? Бери земной задаток!
А то расчет на будущее плох.

Познай все тайны мудрости. А там?
Устрой весь мир по-своему. А там?
Живи беспечно до ста лет счастливцем;
Протянешь, чудом, до двухсот… А там?

Жизнь расточай! За нею полный мрак,
Где ни вина, ни женщин, ни гуляк.
Знай (но другим разбалтывать не стоит);
«Осыпался и кончен красный мак».

Кто розу нежную Любви привил
К порезам сердца, — не напрасно жил!
И тот, кто сердцем чутко слушал Бога.
И тот, кто хмель земной услады пил.

Пяти вещей не совместить с пятью
(Открой свой слух, проникни в речь мою!):
Не будет другом человек кичливый.
Не будет чернь изысканно-учтивой.
К величию — сквозь подлость не пройти.
У зависти — пощады не найти.
Нет веры тем, чья криводушна речь.
Всё это помни и умей беречь.

Что быстрее минут?
Труд.
Что томит целый день?
Лень.
Как всегда пропадать?
Ждать.
Как достигнуть удач?
Вскачь!
Хочешь мира с судьбой?
В бой!

Пока я честен был,
Не знал утехи;
Годами мучился:
Одни помехи.
Что за диковинка?
Когда ж успехи?

Я плутовать решил;
Пошли терзанья!
Хоть разорвись совсем,
Вот наказанье!

Решил я честным быть,
Оно достойней.
Хоть и невыгодно,
Зато спокойней.

Черт ли в нашей дружбе,
Вежливо сухой!
Вся она на службе
У вражды глухой.
Там, где мягче стелют,
Жестче будет спать.
Впрочем, пусть их мелют…
Мне ли унывать!
Спорить не умею,
Все беру как есть;
Лишь себе на шею
Не позволю сесть.
Что и где вам мило,
Не мешался я,
Линия и сила
У меня своя…
И всю жизнь мне кланялись,
Бешенство тая.

Тот французит, этот корчит
Или немца, или бритта…
Каждый ищет личных выгод
Или явно или скрыто.

И никто не будет признан
Ни толпою, ни друзьями,
Если в блеск его сиянья
Не войдут они и сами.

Завтра, может быть, у Правды
Благодарность вы найдете,
А сегодня в силе Кривда,
И везде она в почете.

Если три тысячелетья
Вас уму не научили,
Продолжайте жить в потемках,
День за днем, — как вы и жили!

Споры — гибель! Спорят,
А частенько — не о чем.
Чушь и умный порет,
Связываясь с неучем.

«Так в Писанье! Ни на шаг
Вправо или влево!»
— Что же, всем и думать так,
Как Адам и Ева?

Благодарение Аллаху,
Что мысль — не там, где стон и плач.
Больной не выжил бы со страху,
Знай он болезнь, как знает врач.

Кто скажет: «я забыл весны былые зори
И первую любовь, далекую, забыл»,
Когда, какой старик, с унынием во взоре,
Так скажет, если в нем осталась капля сил?

Не вечно ли в глазах живет очарованье
Когда-то милого, заветного лица?
А сердце — первые восторги обладания
И горечь первых слез не жгут ли до конца?

Когда пылающий закат, изнемогая,
Сдается сумеркам — из глубины всегда
На той же высоте проглянет дорогая,
Все так же ласково, знакомая звезда.

Так в сердце, полное усталого покоя,
Едва затихнет день и шумный бред в крови,
Струится тайное дыхание былое,
Казалось, конченной, развеянной любви.

Будь я Творцом, — исчезли б смерть и муки,
Сияла б радость ласковым лицом,
Не стало б слез и не было б разлуки.
Будь я Творцом.

Будь я Творцом, — на яблоне бесплодной
Душистый цвет рассыпался б венцом!
И стал бы труд игрою сил свободной,
Будь я Творцом.