Михаил Кукулевич - Просто жизнь. Стихи. Воспоминания

Зеленеет листва из последних октябрьских сил,
И гобои ветров затевают унылые песни,
Опустили дожди мириады серебряных лестниц
На пустые поля. Ничего у небес не проси.

Ничего не проси и не бойся. Придут и дадут.
И отнимут потом, потому что, по счастью, не вечно
Ничего на земле. Время нужное парки соткут,
Ведь всё раньше ложится нам вечер на утлые плечи.

Всё длиннее становится ночь. Не геройствуй, смирись.
Приготовься терпеть, ведь в терпении больше отваги.
Настороженным сердцем к осенней земле прикоснись…
Вот и снег, наконец! Тот, который надёжней бумаги.

Вот выпал первый снег и смотрит удивлённо,
Как смотрит человек, в иной попавший мир.
Ведь он впервые здесь, среди берёз и клёнов,
И будто бы не зван на этот странный пир.

Нет, нет, конечно зван! Лети сюда скорее!
Опавшую листву слегка припороши,
Припороши собой пустынную аллею
И осени приказ о сдаче подпиши.

Как нынче воздух чист, благодаренье Богу,
Как будто в мире нет непоправимых бед!
Я в руки палку взял и вышел на дорогу,
Оставив на тебе неловкий первый след.

Среди ноябрьских остуд
Горит в ночи звезда.
Любовь – порой тяжёлый труд,
И радость – не всегда.
Но пусть и труд, и даже бой –
Не зря горит звезда,
И свет небесно-голубой
Прольётся сквозь года.

Что мы всё – время, время!
Есть ещё и пространство,
И оно ведь не бремя нам,
Со своим постоянством.
И когда мы к концу придём
И на атомы разлетимся,
Мы травой по нему прорастём
И деревьями воплотимся.

Вот и будет жизнь наша вечной,
Пусть не в облике человечьем.

Человеческие дела меня уже мало интересуют,
А божьих дел я почти не знаю.
Но смотрю на деревья, на зверей домашних и диких
И, кажется, кое-что понимаю.

Понимаю, что всякая жизнь – это чудо,
Которому порою и слов не надо,
Понимаю, что даже в земле я буду
Кому-то едой, а значит – наградой.

Понимаю, что всё продолжится дальше
И без меня – облака, деревья и травы…
А слова порой лишь фантомы фальши,
И молчащие – больше пред Богом правы.

И я опять сажусь в этот поезд,
Как тридцать пять лет я в него садился,
И он покрывает пространство воем,
Его характер не изменился.

Да и с чего бы ему меняться,
Ведь расстоянье не стало ближе.
И не привык он ни извиняться,
Ни хотя бы гудеть пожиже.

И мчится поезд, торопится поезд,
Он от Москвы до Петербурга
Жизнь мою, точно скрипку, строит
С простой уверенностью демиурга.

И, просквозив через Бологое,
Притормозив у Металлостроя,
Поймёт, что сделал дело благое,
Свой бег немного подуспокоив.

Прочитал на листке пожелтелом,
Что, какой бы вконец оголтелой
И безрадостной жизнь ни была,
Всё ж случаются в ней просветленья
И нечастые эти мгновенья
Перевешивают долю зла.

Я тотчас согласился с поэтом,
И тем более что он при этом
Прожил всё же до старости лет.
Знать, судьба его всё же хранила,
Хоть порою казнила и била,
Но давала надежду на свет.

Я зажился на этом свете
И ещё поживу, Бог даст.
И за всё, за что я в ответе,
По делам мне Господь воздаст.
Мне не страшно: бояться поздно.
Не надеюсь: надежда – ложь.
Тучи мрачные виснут грозно –
Что посеял, то и пожнёшь.
Но, стирая неторопливо
Пот усталый с бледного лба,
Я судьбе говорю спасибо.
Всё ж какая ни есть – судьба!

Превратился в колючку голимую
Фиолетовый чертополох.
Время мчится. Куда ты? Не мимо ли?
Что ты мчишься? Ведь я же не лох.
Я стараюсь тебе соответствовать,
Всё куда-то зачем-то бегу…
Ну а ты по лицу меня ветками,
И догнать я тебя не могу.
Успокойся, оставь меня, сирого,
В прошлом медленно доживать.
Не рождён над тобой командиром я,
Мне бы с краешку хоть постоять,
Услыхать тишину молчаливую,
Постучаться в закрытую дверь…
Ну а ты улетай, торопливое,
Не друзья мы с тобою теперь.

Прилетела большая сорока,
На заснеженной ветке сидит.
Чёрно-бела она, крутобока,
Что-то тайное мне говорит.

Этой праздничной птице негоже
О каких-то болтать пустяках,
Ей торжественный выход положен,
Её стрёкот услышан в веках.

В нём стозвучье распахнутых далей,
В нём весны долгожданный приход.
Это кстати – ведь мы так устали
От зимы, что так давит и гнёт.

Прозреть до полной слепоты,
До немоты дойти от звука,
Огородить сердечным стуком
Наплыв свинцовой суеты.

И ждать, пока родится снова
Одно – единственное – слово.

Сопротивляюсь жизни как могу.
Вот берег. Я стою на берегу
И волны бесконечные считаю,
Как будто книгу старую читаю
И зренья своего не берегу.

Мне хочется найти в волшебной книге
Старинный способ заменить вериги
На силу крыльев и уйти в полёт,
Который меня в небо уведёт,
Где я забуду о телесном иге.

Но книга – это всё же не душа.
Она твердит спокойно, не спеша,
Что надобно смирить себя, смириться,
И возрасту достойно покориться,
И жить как все, лицом не мельтеша.

Но что-то говорит во мне: не смей!
Не предавай особости своей,
Не повторяй описки и ошибки.
Смотри на звёзды – там в смертельной сшибке
Миры сошлись на перекрёстке дней.

Стрекочет кузнечик,
Внимает трава.
Ответить мне нечем –
Пуста голова.
И песня никак не поётся,
И сердце неправильно бьётся.
И тучи на запад ползут не спеша,
И нечем, и нечем, и нечем дышать.
Но ты не смущайся, кузнечик, –
Буди!
Молчанье не вечно,
Ответ – впереди.

Уходя, прибери за собой –
Мусор твой никому не нужен.
И здоров ты или недужен,
Всё равно – убери за собой.

Чтоб очиститься от суеты,
Убежать от ненужного хлама,
Чтобы были одежды чисты,
Чтоб душа удостоилась храма.