Елена Талленика - Ликбезна. Премия имени Анны Ахматовой

но лжет язык,

объявляя иных отцов

кроме общего, чем дороже

просто имя?!

повременю и озвучу к любви призыв.

я должна забрести туда;

я – посол доброй воли солнца,

и умею забронзоветь из младенческой белизны…

я, способная к языкам,

в джаз и соул влюблённый социум,

в новой этике «свой-чужой»

отказалась от виз въездных.

человек в проходном дворе на просвет:

силуэтный карлик…

не бросайтесь раскрасить тень;

это, может быть, и не я.

смят платком королевский флаг;

шлейф принцессы уже из марли

двор, лишивший любви детей,

мне не может вину вменять.

дело времени – сторона

в острых гранях устойчив кубик.

почему? отчего? зачем?

неизбежность взрывает мозг.

человек в проходном дворе

поиск истины душегубен…

безопасней назваться: «эй»,

и совсем приуменьшить рост…

исходящие чувством от бесчувствия тяжкого мрем…

говорим о покое Ливингстонами, стонами чаячьими.

птицей мачт ничьих, я – поэтом влачусь при нем,

и за что не берусь, понимаю: лишь этим значима…

исходящие чувством

рядом с бездной последней честны.

сны летят по снегам, обжигаясь о свет маячащий.

ярче только костры на Шпицбергене, где простыл

юный самовлюбленный и самый влюбленный

паче чем, просто смертный в безволии «никогда»…

исходящему чувством, не окраины, – неба контуры.

юн… любовью отмечен…

в горячечном: «нет, или да!?» —

между жизнью и смертью

потаенного смысла оторопь…

дождь… применимо к нему: «идёт»

мается маем, сиренью истошен и вишней.

в пору цветения, каждою каплей лишней:

из берегов – рекою; мощью: как из ведёр…

я проникаюсь: матовый плен окна…

вместо восторга в месте безлюдном плачу.

значит, я дождь, с дождями же всё иначе!

радужно-слезны даже огни реклам…

как под гипнозом… я без него, не я…

воля моя: процарапанный след дождины.

пинакотека… фонд из одной картины:

рамой оконной облачены края.

дождь не условность, материален звук:

тише, сильнее, следуя воле божьей.

сколько посевы влаги его возьмут?

лишнее – гибельно! паводком уничтожит…

разум шаманит: «дождь не любовь, – пройдёт,

не от тебя зависим и не тобой исполнен…

не примени глагола, и не стреножь витьем

струи его тугие, грома раскаты и молнии!»

самое время выбрать ковчег и плыть.

в шепоте утра шить паруса сознанью.

ливнево, дробно, пробно перед глазами:

небо сшивает с черным асфальтом – нить…

дождь… применимо к нему: «хлестнул»…

зонт не спасает; тучи: большие рыбы

воображенье кинуло вверх блесну

в море сентенций только одна:

«могли бы…»

убежище для пумы и слона…

союз, тандем, случайный выбор места

когда от засухи потрескавшийся ил,

в скелетиках мальков и дохлых рыбок…

к ноге – столбу Пуанта де Зинал,

в оскале ощетинясь ирокезом,

она – ему: уже пятно в крови

она – себе: еще бесстрашие рыка

кто мы с тобой… нам не определить

лимонный, сингапуровый оттенок

ночного света в колотом стекле

каскадных люстр, посконных каганцов.

убежище для пумы и слона…

ей миролюбие разве характерно!?

боль… по ковровой мягкости стекла

из алых капель вереница солнц…

заносчивую, как-то занесло

в края, от засух выцветших до глины…

испарина росы: канун дождей,

а здесь – от трещин горбится земля…

друг другом наслаждаемся без слов

единородны и единовидны…

убежище любви без ограждений

сезоны засух специально длят

язычники вершин: скупые боги

мы – кто зеленотравья не ценил,

мы – мертвых троп издохшие стада,

мы – прайды обезумевшей охоты,

мы – самые удачливые гну:

нас не догнали Daster и Scenic…

прицел не выбрал и кустарник не отдал

убежище для пумы и слона… кто я и кто ты…

бездна смотрит в тебя или ты не отводишь взгляда?

под ногами земля:

планетарным масштабом и твердью…

создан, чтоб рассмотреть:

стекол цейсовских больше, чем надо:

телескоп с ярой мощью,

доказать, как велик и бессмертен

человечества мозг!

я его поместила в субстраты,

каждый новой строфы,

каждой мысли, дарованной чувством.

им накоплены знаний, характерные терниям старта,

крипты всех катастроф и побед триумфальных,

почувствуй!

вот же: смотрит в глаза из пророчества

прошлых столетий.

рассмотри её сам в равноденствии ЭТОГО века.

ей нужные мудрецы:

бездне, в множестве рваных отметин,

словно из-под ножа, поделившего хлеб —

человека…

герои обожженных кинолент, сгоревших писем…

для истин удивительно юны, для правил древни.

деревья от загубленных корней тянулись к высям

и жили б, как златили купола – сиял бы Кремль!

не выбрала история других, любила этих:

разбойников на собственной стезе, а не подьячих.

незряче, по-старушачьи скупа сулила детям

за послушанье множество прикрас, губу отклячив.

не борогозить тихого проси, таящий пламя, —

у черта угли в очаге крадет для божьих яслей…

греховен, будет люльку согревать под пеленами

и, без раздумий, втащит весь очаг,

за грех свой счастлив.

и в том немногом больше стертых букв,

чем слов в хорале.

скажите, кто за прерванный полет отдаст полнеба…?

нет логова у ласковых волков, есть корм в сарае,

не защищен распластанной землей

под толщей снега…

Айги…

мой гимн чертополоху…

проложенной черте на всполохе огня

за ней меня пришествие в твой мир и лир беззвучие…

Айги… нагим не выйти на совет скалы —

«орлы» прицелят клювы: та высота —

не мера духа, нет!

стервятники летают выше… для чего?

в чем высший смысл и промысел в чем божий?

в одном: оставить голод – пиршеством духовным…

ты помнишь, как боролся за себя,

…земли, древнее родины не зная?

её любил,

но самым первым знамя сорвал с флагштока!

…чем ещё занять

последний час перед отъездом,

не казня вид из окна опущенною шторой.

таким, как ты не доверяют порох:

зальет дождями, ветром разнесёт,

пока рождаешь в муках альтер-эго,

чтобы назвать его потом «Айги»,

так далеко от гибели общин костров зажженных…

жены и мужья, их дети: правда общей доли…

не с ними… изгнан и забыт…

не поняли, не приняли другим…

Айги – не сын, не друг и выкорчеван корень…

что остается? чуждая земля, иная —

даже запахом полыни

чертополох, ты розоцвет отныне… как будто поднят