Валентина Заманская - Радостная книга. Поэзия XXI века

Мой талант-то прет —
Медведь не ревет,
Сказку слушает —
Мед не кушает.

Польза от таланта явная.
И такая я славная,
И в дому не хочу быть
Самой главною.

Мужик встретит медвед я —
Тот ему расскажет,
Как талантом усмиряю я,
Стихи его и привяжут.

А талант пусть прет —
Никуда не деться.
Никто замуж не берет —
Хоть бы не повеситься.

Света белого на земле видно не было:
Белый снег пуржил от земли до неба —
Ворожил-пуржил, сказку сказывал,
Чаровал-манил —про бесценный клад

Тот, что Бог дает: рано кто встает —
Из красы-росы Божий дар испьет,
А коли день-цел не пол е нится —
Океаном дар кожен день плещется.

Не ленись, давай: алу-ягоду сбирай,
Платье с ы знову береги, люби свой край,
Всем да каждому даст Бог клад —
Не зарой нен а роком клад-талант.

Света белого до небес видно не было —
Предстояло мне прожить быль иль небыль,
А принять чтоб клад —родилась я в март,
А в пуховы одеяла да в метели спеленала
Русь-мать.

И цвела заливисто, божественно сирень,
Звездной песнью поднебесье звонко оглашая,
И вручил мне Бог светлейшую свирель,
И велел мне сердцем петь любовь во славу мая.

Осторожно я взяла из Рук Его свирель:
Ни боязни, ни стыда —одно блаженство,
Прямо в душу звезды опустила мне сирень.
Только где найти мне слово-совершенство?

То, что воскур и т сирени звездный фимиам,
То, что гроздь свечей возжж е т грустящего каштана,
То, что лодкою-листком вспорхнет вдруг по волнам,
То, что выше кедра на молитву Богу утром встанет?

А свирель запела вдруг божественно сама,
И меня в блаженство рая-слова пригласила…
И бреду с тех пор путем свирели: на плече сума,
Сарафан простой, а в сердце вечном –Божья слова сила.

Дудочке Божьей назначена Господом
дивная светлая доля:
С солнцем смеяться да весело с д у гами
радуг утр а ми дружить,
Соки березы вкушать, растворяться
росинкой июньскими д о лами,
Зеркалу-озеру верить, гадая на жизнь:
то бишь, жить –не тужить.

Перекликаться в строфе с соловьиным
артистом-солистом,
Соревноваться с волной: кто скорее
достигнет девятого вала,
Да собирать злато истинно –русскою
осенью звонкие листья,
Да не спешить говорить, веря речам
сокровенным, что речка сказала.

Да озариться для музыки грозной
сверкнувшею н а небе молнией,
Да наклониться над пр у дом грустящей
безмолвною вербою,
Да различать все нюансы ноктюрнов, да
что сладко —что солоно,
Да пред рубином заката пронзительным —
пасть таинственной тенью

Музыки, что шелестит до утра
можжевельником да камышами,
Звуками тайны, что никому не откроют
святые от века покровы:
Петь беззаботно те ноты простые, от коих
душе слаще да краше…
И возрождаться-рождаться с каждым
подснежником м а ртами снова и снова.

Вот иду я болдинской Москвою.
На ветвях слова-шары горят.
И кусты со мною лишь одною
О печали об осенней говорят.

Клумбы, аккуратные могилки,
До весны уснули потаенно.
Хризантемы, словно на прогулке,
День ласкают, сберегая лист зеленый.

День осенний соткан сокровенно
Нитями из зл а та, жемчуга и шелка.
Серым, синим, матовым, сиреневым
Расшивает день волшебная иголка.

И художник одинокий тайно пролил
Акварели с подоконника неосторожно:
Серый под дождем не высыхает долго.
Будь внимательнее, друг-художник!

Ветер без оглядки побежал по переулку —
Не догнать его, не обуздать, не приручить.
Воробьи заботятся о будущем без у молку,
На бездомье в холода им как прожить.

И Москва, судьбой колец своих заветных,
Околдована, от века и навек окружена,
Воздымает небу светлый лик приветно,
Не чураясь мрака, ветра и дождя.

Я иду красавицей моей Москвою.
Серебром она украшена дождя.
И священной болдинской порою
Злато слов душою собираю я.

Теперь я знаю, как писали Моцарт и Есенин.
Миры и звезды поворачивались к ним —
Позируя. И оставалось им создать их слепок,
Не напрягая сердце, душу, чувство, ум…

Все делалось скорей всего без них… За них
Живо-творил, Бого-творил и даже их рукой води
БОГ.

Теперь, когда я знаю, как писали Моцарт и Есенин —
Теперь я знаю главное: не опоздать —успеть
Договориться с листьями, чтоб не желтели,
Пока тетрадь достану, чтобы их воспеть.

А желтый лист на белый лист бумаги
Придет и ляжет сам. Теперь не торопись.
Теперь он полон жертвенной отваги
И сам подсказывает —не суетись.

Без с у етности вся природа величаво
Заглядывает в чистый лист через плечо:
Она готова. Ты, поэт, готов ли —
Писать душой? Живо-писать ее?

Лишь для тебя не шелохнется лист осенний,
Лишь для тебя струною ветка прозвенит.
И миг, чтоб мир сумел его запомнить —
Тебе он даст себя на миг остановить.
Тебе достанется совсем-совсем немного:
Успеть взять карандаш, перо, тетрадь
И, испросив крестом благословенье Бога —
Писать. Всего лишь —живо-записать!

Тебе останется совсем-совсем немного:
Листок, что осень не успела, кровью сердца обагрить.
Тропинкою, что затерялась в беспредельностях,
Сердца влюбленных страждущих –соединить.

Тебе останется совсем-совсем немного:
Весь мир в добре и зле, как есть он —полюбить.
Тебе останется и уж совсем немного:
Часы, секунды, ночи, дни —забыть.

Тебе останется совсем-совсем немного —
Забыть, что сердце есть живое у тебя.
Останется принять тот крест от Бога —
И всех любить: тебе ведь все теперь родня.

Коли запомнил крепко, что тебе осталось,
Бери без робости заветный белый лист.
Теперь пиши —смиренно, терпеливо, величаво:
Величье мира и листа не терпят суеты.