Валентина Заманская - Радостная книга. Поэзия XXI века

Я встретила Человека.
Влюбилась.
Вместе с любовью мне, не написавшей прежде
ни одной поэтической строчки, явился стих.
Нарративный. Говорной. Свободный, вольный. Живой.
Он сохраняет пространство жизни.
Он сохраняет ее вкус и аромат, ритм души, духа, бытия.
Он звучит. Он дышит.
Не скованный силлабо-тоническими и прочими
условностями и схемами, он —льется сам…
И я в нем —словно по вольной реке вольно плыву и плыву…

Девятый год и пятьдесят первую книгу я в плену у стиха.
О чем бы ни писала: о любви, Москве, природе.
О войне и мире… О жизни…
Репортаж из сладостного плена моего стиха посылаю Вам,
Дорогой Читатель…

Ты – моих стихов начало,
Ты – моих стихов конец,
Ты – моя непризнанная слава,
Ты – судьбы моей венец.

Ты – мое ночное вдохновенье,
Утр моих ты радостный привет,
Ты – мое священное стихотворение.
И не я, а ты – поэт.

Не выдержало солнце – хлынуло божественно с небес
И назвалось по-русски Александром Пушкиным.
Позванивал сережками березовыми июньский лес,
И трепетала радость зайчиками-лучиками на опушке.

А солнце, не стесняясь, целовало Гения в макушку —
И волновалось, и металось между жгучей Африкою
и метельною Россией,
И собственную душу, самоотвергаясь, переливало в Пушкина
Столь до солнца жадным русским июнем лаз о рево-синим.

И солнце в Скрябине – то вспыхивало, то угасало:
На кромках бликов всей страстью цветомузыка жила.
Она безумствовала, меркла, вспыхивала, полыхала
То искрами огня, то сполохами света, то чернотою и ссиня.

Она освобождала, нежила, пленила и душила —
То в небеса звала, то дерзостно швыряла в бездны.
Она – точнейший слепок бессмертно солнечной души,
И хлынула она одновременно – жизнью и смертью.

О, этот беспощадный Моцарт – он таланта солнцем
Весь мир пленительно-жестоко божественно заполонил,
Он был волшебник – он записывал живые д у ши-ноты:
Они звучали вихрем сразу – минуя ключ скрипичный
и нотный лист.

Он не старался, не упорствовал – он, замерев, лишь слушал,
Что мировой оркестр с небес безмолвных ему шептал.
И рвал, и рвал, и рвал его муз ы кою истерзанную душу
До жизни жадных, безжалостных и, как судьба,
неотвратимых, звуков шквал.

А был ли солнечным Бетховен – соната утаит:
Скорее, лунным светом от рожденья он одарен.
Вонзался прямо в хаосы души сонат его мотив,
И тысячелетие назад в ней задремавшее – будил.

А, может, это кратеры вулканов солнечных —
Не лавой низвергались, но смертельным ручейком:
Струились прямо в хаосы души незащищенной —
И, дна достигнув, взрывались беспощадным потоком?

Что диктовало «Вихрь» пламенный Малявину —
На солнце ль буря, солнечная ль баба русская?
А, может, просто душу в плен взял цвет алый:
И не художник – цвет – демиург-тиран – водил кистью?

Иль солнце сгустки крови собственной швыряло —
Да не венозной, а той, что бьет из сердца вулканом?
А, может, только солнце всезнающее одно и знало,
Что век грядущий окрасит время тотально – в цвет алый?

А самый солнечный средь академиков – Ландау,
Хоть мыслил он законами – не вымыслами-образами.
Но как красиво и вечно жить – завет он дал нам:
Творить коль с увлечением, жизнь расцветет розами.

А, впрочем, солнечность таланта академика
Более всего в том, что жизнь и нас он пощадил:
Что бомбу водородную Ландау не открыл нам…
Его талантом солнечным смерть человечеству – Бог утаил.

И только гений знает, какою неразменною монетой
Он платит за явление таланта, за солнечный его покров,
За то, чтобы талант не скрыть, чтоб он не канул в Лету,
Чтоб в слове, звуке – единственном! – нашел он кров.

И только гений молит Бога до восхода солнца:
О, дай еще один талант – его я в землю не зарою.
И Бог опять бросает в неплотно притворенное оконце
Монету неразменную – чтоб стала гения судьбою.

Солнце жар любви на землю проливает,
А земля – ликует ли, иль прячется под тенью:
В прятки с лучиками озорн о да ласково играет —
Не успеет изумрудами сверкнуть – уж и золотом покроется мгновенно.

И блаженному кокетству нет конца и края:
Белым пухом озарится иль таинственно ручьем блеснет.
А у Солнца жгучего сердечко тает-замирает
И оно еще щедрей лучи любви на землю льет.

На струнах-лучах облака играют —
То ли рапсодию, то ль ласку-вальс.
Солнце-орг а н, аккомпанируя, полыхает:
Сосна на пригорке огнем занялась.

А струны-лучи то вздрагивают, то замирают —
Мечутся беспомощно меж небом и землей.
На небе ль остаться, на землю ли пасть – не знают:
Как трудно выбрать меж пламенем солнца и сосной-костром.

Заблудилось солнышко спросонья —
И, недолго думая, подсолнушком стало.
И стали они солнечные водить хороводы,
А ромашка вызвалась быть солнышком малым.

Лютик тоже лихо было приосанился:
Чем не солнце? Да кашка желтая усмирила:
Уж сколько во мне солнышек – и то не хвастаюсь.
И на всех, снисходительно посматривала мимоза:
лишь мне досталась марта солнечная сила!