Валентина Заманская - Радостная книга. Поэзия XXI века

Теперь, поэт, пиши.
Живо пиши!

В руки карандаш возьму, палитру, кисти —
Словом нарисую солнечную летнюю поляну,
Рифмой земляничку алую да сочную выпестую,
За углом, на перекрестке меж землей и небом встану.

Соберу поводья звонких хохотушек-радуг,
Стану хохотушкою поэзии всех стран, веков,
Разбросаю по Вселенной всей серебряной монетой радость,
Души-птицы лаской освещу да выманю из оков.

Вместе с душами свободными мы мир раскрасим,
Кое-где нечаянно одну лишь желтую мы акварель прольем —
Чтобы солнышко не днями – ночами нам смеялось и сияло,
И голубизну нечаянно плеснем в погрязший в тине водоем.

А потом мы с душами свободными планету новую откроем
И не номером означим, а планетой Счастья назовем.
К ней взовьемся мы на корабле, назвав его Мечтою.
А слова – ключи Творения – уже вручил мне утром ранним Бог!

Поэзии доступен ум один —
Лишь тот, что в сердце:
Холодной логике ума
Она противится.

Холодной логикой ума
Законы пишутся.
Поэзия сама умна:
Закон ей – сердце.

Поэзии достоин ум один —
Бессмертный ум сердца.

В благословенном чуде пребываю —
Стихов-игрушек я шары ловлю.
Стихов шкатулки, ларцы открываю —
И изумруды, яхонты беру.

Беру, играя – и стихи не возражают,
Сокровища мне сами нежно отдают.
Омытые любовью, я им возвращаю
Блистающие бриллиантами стихи.

И, как у мира первых дней Творенья,
Стою у бездн творенья на краю.
И стихотворенье за стихотвореньем
Благословляет лучезарный путь.

Бестолковейшая штука – жизнь поэта.
Ничего ему в ней не принадлежит.
Лишь проснется на границе тьмы и света
И уже к листу стремглав бежит.

Лист-тиран его терзает так и эдак,
Проверяет прочность, зоркость глаз.
«А зачем родился ты поэтом?» —
По любому поводу вопрос задаст.

Жизнь поэта – это оправданье
Перед Богом, пред листом, собой.
Это вечно ненасытное свиданье
С жизнью, смертью, небом и землей.

Всех он их вбирает, растворяет —
Кровью сердца их обязан обагрить.
А иначе – стих ему не доверяет,
И глагол кострами не горит —

Теми, что не опаляют бренно тело,
Но поддерживают жар твоей души.
Их не бойся, к ним иди ты смело —
Искрами от тех костров пиши.

Не сожгут они нетленную бумагу —
Истинные Рукописи не горят.
Пробудят они нежданную отвагу —
Только ею с жизнью говорят.

Стих и жизнь простят любые риски —
Оправданье примут им в зачет.
А без рисков лист в тоске прокиснет —
Белу свету белый цвет не донесет.

Белый свет окрасить белым цветом,
Души высветить и выси-небеса —
Для того родился ты поэтом.
Прежде – высвети свой мир ты сам.

Оправдайся перед миром и пред Богом —
Будет мир тебе принадлежать.
Что, проснулся? Слава Богу. С Богом!
На столе лежит твоя тетрадь.

Четыре часа утра – мир спит.
И только поэт не спит – поэт бдит:
В гулы подземные вслушивается,
Фиксирует: воробей напьется из
кормушки или из лужицы.

И воробей, и мир оправдывают
надежды его —
Оба, прильнув, заглядывают в окно:
С поэтической любознательностью
ты надоел —
Скорей наш портрет пиши
И иди уже – спи!

Вот опять стишонок новый написался.
А откуда взялся – так и не признался.

Тот стишонок-медвежонок утром написался.
Что явился из лесу – честно мне признался.

Семеро стишаток, боевых опяток, вдруг гурьбой возникли.
Марш свой протрубили – все грибы притихли.

Пятеро стишат, как мышки, вылезли из норки
И теперь пищат, катаются с восторгом с горки.

С ушками пушистый, беленький пришел стишонок —
Ой, ну, просто вылитый озорник-зайчонок!

Там стишатки, крепенькие, бравые ребятки,
На лужайке всей гурьбой играют в прятки.

Те стишата дружной стайкой зацвели —
Сразу видно, с луга горного пришли.

Ох, а тот стишонок маленький, груздок-крепыш,
Силой удивит – и на ногах не устоишь.

До чего ж бедовый ты, стиш-кибальчиш —
Ни минутки не посидишь, ни секунды не помолчишь!
О победах всех своих гигантских трубишь
И о том, что на свободе – ты творишь!

Там стишонок медленно рождается да долго возится —
Ковыляет еле-еле грустный он с лесной околицы.

Тот стишок гуляет в одиночку, спотыкается:
Гордый очень, и ни с кем вокруг не знается.

Стиш большой и неуклюжий – бодается, брыкается:
С хитрой рифмой он никак не справится!

А оттуда вскачь несется стих-трубадур.
На кого нацеливается? Может быть, на дур?!

На столе лежат, никак не улежат карандаши.
На улов сейчас пойдут – писать стиши!

С неба сыплются когда стиши,
Ты их с шуткой, весело пиши!
С радостью – дружи!

Там тропа стишиная начинается.
Где исток ее – не знаю. Пусть вовек она не кончается!

Однажды новогоднею игрушкой слово
Является поэту, чтоб воображение заворожить.
Он это слово видел, слышал и писал, но снова —
Оно зайчишкой незнакомым трепетным дрожит.

Оно готово приласкать все елкины иголки,
Оно забыть готово все обиды, даже – падежи,
Ему не важно в речи – бестолковость, толк ли.
Лови его скорей – и крепче ты, поэт, его держи!

И зазвенят божественно златые струны сл о ва —
И слов душа низвергнется весеннею рекой.
Из сл о ва родника – пьешь жадно, ненасытно снова:
И то ли ты за словом гонишься, то ль – слово за тобой.