Михаил Шустерман - Избранное. Том 2

Соль едкой зависти? Фальшивая струна,
Непониманье – как это возможно?
Сон веры истинной и поклоненье вере ложной,
Иль гнев на первого вечно второго бегуна,
Или чесоточная вонь болезни кожной…

Какого кади оскорбил вчера даян
Трактовкой приговора божьей кары?
Откуда страсть в тысячелетней сваре?
За что две девки – то Лилит, то Мириам —
Евреев клали в ров, как рыбу на базаре?

И почему у стран расстрельный гимн
Национален вне механики и формул?
В нём страсть к убийству презирает норму,
А люди-анти, о которых мы скорбим,
Фальшивым смыслом оскорбляют форму.

Я вас люблю, господних замыслов послы!
Рабов воображенья и бессилья.
Кто ж виноват, что в вас семиты жили,
Чей Б-жий дар, увы, евреи не спасли…
Но и антисемиты не сгубили.

Артист падёт в свершении творенья…
Не будет больше храмов для Софий.
Осыплются пейзажи де ла Пенья,
И на изображении стихий
Оставят дети пятна от варенья.

Высоких нот не повторит никто.
В примерочной – судьба Марии Каллас…
В Большом театре не крадут пальто,
И в нравственном цунами нам осталось
От миллиона баллов – только сто.

Потёмки странностей неразличимы в сером…
Не жрут солнца тяжёлый водород.
Уйдя, артист увёл своим примером
Весь заражённый творчеством народ,
Забывший театральные манеры.

Прощай, моя Вселенная, – семья
Полуизгоев, снятая с питанья.
В витринном одеяньи холуя,
Потешник не в свои садится сани —
И цугом в королевские графья.

В том, в сотворенном, выверены грани,
Зазоры минимальны, звук пал в цвет…
В нём вечность почиет, как Бах в органе…
Устал творец – артиста больше нет,
А вопли труб убьют на барабане.

Привет тебе, отлаявшая псарня
И блеющая бестолочь внутри…
Привет покойникам из всех разбитых армий
И сволочам, что плюнь и разотри.

И флагам тем, что на флагштоках рея,
Нацистскую сопровождали рать…
Нельзя стереть с лица земли еврея,
Которому на вас теперь насрать.

Ну, выкусили, что вкусить хотели?
Легли там, где укладывали нас…
Мы – квинтэссенция божественного зелья
Иных национальностей и рас.

Не нам стыдиться христианских истин
И демократий фиговых листков.
И в нашей мощи нет ни лести, ни корысти,
Лишь праздник избавленья от оков.

И боль поминовения ушедших,
И трепет сине-белый в небесах…
Пускай нас многомиллионно меньше,
Зато мы выжгли суеверный страх.

Всегда нас окружали иноверцы
И ненавистью жгли песок пустынь…
Но в Б-жьей длани билось наше сердце,
За вас страдал его еврейский сын.

Вершись в веках, еврейская держава!
Дай музыку оркестрам и хорам.
Еврейство – твоя гордость, суть и слава,
А твой народ – твой нерушимый храм.

Вы мне Израилем не фаршируйте яйца —
Нормальные, продвинутые идн
Уже давно в Канаде и Флориде,
Где из арабов – лишь индийцы и китайцы,
Да тётка-конгрессмен из сенегальцев —
Под эфиопку закосила, гнида…

Шо я имею? Нервы и горячку!
Тупой иврит с культурою убогой…
Арабов с кирпичами на дорогах,
Ночную беготню у раскорячку.
Пейсатых, шо ломают руки-ноги,
И дым от заживо сгоревшей ночью тачки…

Пойдёшь у супер – три украинских зарплаты!
В больницу – ждёшь полгода, чуть живой…
Китайским ковидом болеешь головой —
А те, шо поумней, жируют в Штатах,
Не предаваясь страсти половой
В открытых для придурочных миклатах.

Не говорите мне, шо тут тепло, —
Сейчас здесь не тепло, а просто жарко…
Пока тебя не превратили в шкварку,
Тебе расскажет местное трепло,
Шо ты сюда зашёл за контрамарку
И зря потратил местное бабло…

Я знаю, шо на выходе решётки,
Нас по рублю имеет арабьё…
Я, пацаны, готов оставить всё моё
И взять с собой одну зубную щётку
Туда, где негритянское зверьё
Имеет нас за пейсы и бородку…

Куда бежать и где найти приют?
Где не покосят нас дожди косые?
Туда, где примут нас нагими и босыми,
С любовью нас жидами обзовут…
Где снова повоюем за Россию,
За Партию и за бесплатный труд!

Товарищ Путин! Вы большой учёный!
Шо вам религия, когда Вы сами Б-г…
Прошу Вас – не пускайте на порог
Таких, как я, кассамом посечённых, —
Захочет Б-г – средь мечетей и синагог —
Спасёмся силами гражданской обороны!

Алла Пугачева купила место на Кузьминском кладбище
Живая, как обретшая реальные очертания смерть,
Как увядшая плоть, не способная к размножению…
Глаз пупка сквозь зрительское веко продолжает смотреть
На колдовство её публичного самосожжения.

Всё ещё колобродят составляющие её
Пьянящая слава, хрупкие кости и увеличение печени…
В 2020 откаркало её побелевшее вороньё,
А плоские экраны помётом других птичек помечены.

Остались белые зубы и упорная костная ткань.
Хрипотца в голосе вибрирует, как эхо простуды…
Память о ней, как небесная река Потудань,
Останется вечности, как вода в верблюде.

За порогом – проводы эпохи женщин и мужчин,
Чей талант окупает смертную плоть.
Уходит женщина так и не осознанных величин,
Не сумевшая мужчину в себе побороть.

Время – Б-жье проклятие тела и разума —
Крушит ахиллесовы сухожилия, будто они мокры…
Среди по-заводскому одинаковых – она разная,
Как среди белых икринок горсть чёрной икры.

Теперь Кузьминское с ней – почти Ваганьково…
Выпет гимн революции королевой эпатажа.
Патриции оправляют тоги, плебеи гавкают…
Как чёрное золото памяти – её самосожжения сажа…

Белые девки в Дубае
Дружно разделись до нитки
И парафиновой стаей
Греют ничейные титьки.

Молоды и разнопопы —
Кровь современного мира…
То ль – христианки Европы,
То ль – мусульманки Эмира.

Ну, растелешились киски,
Радуя нюхом и видом —
Это ж не лагерь фашистский
И не разносчицы СПИДа.

Не бляди и не рабыни —
Вышли погреться за деньги…
Не держат в руках карабины,
Выстроившись в шеренги.

Мало мы видели мяса,
Что упаковано в кожу?
Хрена ль устроили пляски
Скотостыдливые рожи?

Чем напугала Россию
Плоть Украины с Молдовой?
Что ж вы оформили в свиньи
Тёлок священной коровы?