Лера Банина - Сойди со мной с ума. Поток мыслеслов (2013—2021)

Как печать на конвертах,
не вскрытых писем,
выцветает с годами
и делается прочнее,
наша грусть
разовьется с густым туманом,
оставляя капли росы
на сухой от жары траве.

Мы искали друг в друге
похожих людей,
мечтающих о заоблачной высоте,
на прозрачной коже
ночами рисуя карты
и не заметили, как тишину
перебил нарастающим шум
летних гроз
и воздух холодных ветров
вонзил в нас
свирепые грома раскаты.

И синицы, что прятались от ветров
меж твоих и моих ладоней,
устали от несвободы.
Они завтра покинут нас
и отправятся покорять
небесные дали.
Те, до которых мы недолюбили.
Те, до которых все время
не долетали.

Скажи, у тебя ещё много сил?
У меня не осталась на нас двоих.
Мы разъедемся ранним утром
и неважно количество слов
искренних или просто глупых.

Отпускать людей —
способность взрослых, умных,
или просто двух детей,
наигравшихся друг с другом.

Я скажу напоследок, что мечтаю о теплой весне.
Знаешь, чтобы дефициту света
пришёл конец,
чтобы вокруг стало больше влюбленных глаз
и в каждых – новый живой рассказ
родился первым ландышем в конце марта.

Плачут те, у кого ещё мало опыта
или те, кого боль пересилила.
Мои слёзы прольются дождём тёплым,
не намочив глаза.
Ты почувствуешь их каким-нибудь странным вечером,
узнав в прохожих черты моего лица.
Мы оба нуждались в большом количестве воздуха,
но нам двоим его не досталось в таком количестве.

Ты сказал напоследок,
что мы будем счастливы,
и у нас будут самые яркие жизни.

Весна многие судьбы вылечит
и цветами свежими
засеет и наши
совсем застывшие души.
Не прощаемся,
просто расходимся искать своё
разное счастье…

Ни к чему разговоры
о человеке, живущем за цветными одеждами.
Там те же жизненные кривые,
те же прогнозы неутешительные.
Но каково смеяться всю жизнь,
когда кажется, что от выстрелов
каждая клетка мающейся души
изнывает и просит хоть каплю нежности.

У Клоуна улыбка по контуру прорисована дважды.
Так, кажется, всех обмануть возможно.
Мысли потоком в его разукрашенной голове бьются.
Клоун счастлив, когда люди рядом смеются.
До печали его, что внутри зудит
таким образом не добраться.
Тишина ему нелегко даётся,
когда в один миг все проблемы лавиной катятся
ему не шутится, не поётся.

Помощи попросить боится,
Думает: «Да какое дело им до меня,
улыбающегося уродца.
Пусть лучше повеселятся».
И с мыслями, врагами вечными, один на один
в квадратной комнате остаётся.

Однажды
Клоун в зеркале не узнает свое лицо.
Грим въестся в кожу
и не сойдёт уже до конца,
как ни старайся.
Лживая радость,
придаст серый оттенок его глазам
и тогда ему нечего будет сказать,
придется сознаться:
«Клоун выдохся
и ни разу больше
не улыбнётся…»

Ты просто привыкла
сама себе заваривать чай
и улыбаться своему отражению,
через желание всё оставить
или забыть.

Просто привыкла спать в тишине
и никого близко не подпускать.
Привыкла лишнего не говорить,
внимание не привлекать.
Закрываться дома
и по-всякому мыслями
свою голову донимать.
Девочке, с приступами
неизлечимого одиночества,
сегодня снова хочется
ото всех сбежать.

Есть поезда, но
обстоятельства
продиктуют свои правила.
Своими руками,
совсем не подозревая,
она воздвигнет собственную тюрьму.
Трудно тем,
кто от непривычной близости
рассыпается,
как скульптура песочная
на ветру.

Жизнь – генеральный прогон
спектакля, которому состояться
не суждено.
Вот так у этой «стойкой девочки»
заведено.
Просто привыкла
стрелять в себя и
закрывать рукой рот,
думая, что всё стерпит,
многое переживёт.
Ничего.
Ещё немного, и закричит.
Ещё немного, и, как дикая, заорёт…

Заледенелые глыбы льда – дома,
горящие окна – не более одного
солнечного блика.
И кругом оголенные провода
разрядами укрощают
зверей мегаполиса.

Мы – индиго.
Нам всё это кажется диким,
Дугой ритм у нашего пульса,
Мы не для этого часового пояса.

Скрывайся.
Они не вычислили
пока ещё
наши светящиеся глаза.

Ну как тебе дышится, расскажи?
Как по ночам сдавливает грудь
от подступающих к горлу,
совсем не радостных сказок.
Как своё одиночество травишь ты.
Я своё усмирять уже перестала.

Как засыпается не с родными тебе людьми,
избегая излишние разговоры.
Какие, от такой нарастающей внутренней черноты,
собираешься пить лекарственные растворы.

Мои искренности в этих строках тебе.
Узнаешь и не придашь вида.
Ты становишься огромной, каменной глыбой
с крохотным сердцем, стучащем так далеко внутри.
Оно раньше вмещало столько любви,
но сейчас и вовсе его вырабатывать перестало.

Жизнь во имя своего лишь личного пьедестала —
самая скудная из встречавшихся когда-либо.
Ты бы столько открыл не придуманных островов,
но топчешься на лодке своей сырой,
затерявшейся в сером дыме.

От доброго человека, до зазнавшегося подонка,
Лишь несколько раз запертая душа.
Не дай себе выбрать это неверный шаг.
Ты лучше тело гаснущее отыщи
и пусти в него, хоть крохотный лучик света.

И тогда сердце твоё, закованное когда-то,
застучит, как однажды тем тёплым летом.
И вернутся к тебе все красочные планеты
и родятся новые,
неизведанные миры…

И вот когда ты поймешь, наконец,
что сам сочиняешь реальность свою,
что сам подрезаешь крылья,
растущие за спиной,
ты почувствуешь вдруг, что жив
и что этот красивый мир
с твоим разумом заодно
заставляет тебя дышать.

Посмотри вокруг.
Как же глуп тот,
сидящий внутри, потерянный человек.
Тебе сейчас улыбается лучший друг,
и ты улыбнёшься ему в ответ.
В музыку сольются гудения магистралей,
стук шагов и шепот листьев,
танцующих на ветру.

Всё вокруг твоё лишь умение
замечать в мелочах красоту.
Твоё лишь желание
сильными чувствами пробуждать
заблудившуюся весну.
Детский смех, счастье, искрящееся
из их чистых глаз,
тишина, настигшая тех двоих,
мерзнущих у кафе,
дождь, смывающий пыльный слой
с уличной суеты,
заставляет сближаться людей
и спасать от внутренней наготы
их с головы до пят укутанные тела.