Александр Левинтов - 6 | Поэтический дневник

молодой скрипач рыдает
сладко, горячо,
и легла, струной страдая,
скрипка на плечо

я пою романс старинный,
слов не разберёшь,
о дороге жизни длинной,
про любовь и ложь

и мелодия простая,
из далёких дней,
довела меня до края
юности моей

нет ни лет, ни расстояний,
только нот поток,
только песни обаянье,
вздохи между строк

пой, смычок, рыдайте, струны,
изболись, томясь,
и течёт ручей подлунный
до начала дня

грусть над памятью порхает —
мотыльком в сачок,
молодой скрипач рыдает
сладко, горячо

струн не перебираю – с алкоголем,
ликованья ль ради, катастроф ли,
с интересом, пошловато-голым —
не от эйфории – от эйфóбий

мне с самим собою – год за два,
а с другими – и ваще не надо,
лес – не напилённые дрова,
жизнь – не возведённая ограда

солнце светит – значит, быть дождю,
дождь идёт – ну, это к снегопаду,
равен циферблат календарю,
похоронная процессия – параду

словно в огороде – всё хреново,
ничего на солнце, кроме пятен,
в этом мире только зло и ново:
тем, как утверждают, он прекрасен

под полнолуньем, в сиянии ночи
горы горбатятся долгой стеною,
где-то звезда моя бродит средь прочих,
свет её, верно, скоро закроют

тихо застыли в саду кипарисы,
замок над ними горит, недоступный,
воздух и мысли отчётливо чисты,
воля и вера – спокойно послушны

может, вернёмся, когда-нибудь? – может,
снова вздохнуть эти кручи и грозы,
Гарда застыла на мраморном ложе,
бархатной, нежной и колкою розой

их распинали,
считая тыщами,
а, впрочем,
считая ли? и – зачем?
утыканы были
холмы израѝльские
и ватиканский —
где брали деревья
для этих лесов?…

ещё иудеи,
от обрезанья
ещё нет отказа,
и вера в Иисуса
пока только ересь…
________

мы помним только пятерых,
а остальные все – в забвеньи,
для них – ни памятник, ни стих,
и их история – мгновенье
__________

он принял крест,
косой – так проще,
жаль, что новинка
опоздала,
кресты не в моде:
древесина
опять, увы,
подорожала…
_________
и крест, вознёсший иудеев
на муки, в небеса и к Богу,
от Таврии до Пиренеев
открыл крестящимся дорогу…

спокойно, капучино, Данте,
от Альп жара, от кипарисов тени
буддист над кофе погрузился в мантры,
дома стоят, чуть покосившись в лени

глоток соаве, и ещё соаве,
на тонкой шпильке синяя маслина,
ты далеко, и разговор меж нами
как будто ни о чём, но до оргазма длинный

пройдёт и это, набегут и тучи,
и хлынут с гор отрада и забвенье,
настанет миг, загадочный и лучший,
бессмертный мир несбывшихся рождений

золотые косы
осени уставшей,
ветер нежно носит
желтый лист опавший…
в небе журавлином
облаков одежды,
отлетают с клином
бывшие надежды…
грустно и печально,
и легко, как в песне,
в круге изначальном
просто всё и честно:
вот, уйдёт, что было,
не вернуть, не встретить,
а теперь уныло
ждать прощальной вести…
шаг шуршит негромко
в листопадном хламе,
паутинкой тонкой
плачет осень с нами

в листопаде в стиле блюз
всё не в фокусе, седое,
я себе ещё налью,
нас с тобой здесь лишь двое

только двое и туман,
только шорохи и тайны,
зыбкий соавė дурман,
горизонт – пустой и дальний

свинг моих воспоминаний,
свинг твоих ушедших чувств,
свинг ненужных оправданий,
свинг стихающих безумств

листопад – с берёз и с клёнов,
листопад твоей любви,
мы выходим на поклоны:
– всё… прощай… и не зови…

этот длинный, длинный день,
этот самый длинный день:
призови и рассуди
совести нечистой трепет
и мерцание смертей,
ожиданье приговора,
и в золе твоих решений
пусть погибнут нечистоты
моей тронутой души;
ночь настанет или утро,
не дано предугадать
то ли небо новой жизни,
то ли тьма, кошмар и мрак;
время тянется на дыбе
ожиданий и молений,
всё уже неотвратимо —
совершил, не совершил
мой талант не знает срока,
нет пределов совершенства,
смог ли я добавить кроху
к предоставленному мне?
так покой, конец, забвенье?
боль, отчаяние, муки?
кара жуткая? прощенье?
дар? проклятие? укор?
грозно, медленно, уныло
суд идёт, ступает, длится,
поздно мне просить пощады,
пусть свершится – и аминь…

мы музыку колотим
ударными и прочим,
неистово, захлёбно,
то плавно, а то дробно

мы музыку танцуем,
подобно водным струям,
подобно вихрям ветра,
от свинга до балета

мы музыку мурлычим
в ответ на птичьи кличи,
мы звуки собираем,
как и букеты в мае

мы музыкою дышим,
мы чувствуем и ищем,
в себе, вокруг и в мире,
в зените и в надире

мы музыкою живы,
ведь звуки так не лживы,
и в шумном, сорном гаме —
мелодии над нами

«это что?», «а это что?» —
дети – чистые онтологи,
каждый миг – как в мир окно,
никакой формальной логики

бескорыстно честный взгляд
на происходящее,
и вопросы – все подряд,
только подлежащие

мир доверием открыт,
а совсем не знаньями,
жизнь – как праздник, а не быт,
чистое сознание

и глаза всё говорят,
что не сшепчут губы,
мир тебе, конечно, рад,
хоть он чуть и грубый

мы с тобой – одна душа,
добрые, как звери,
мы с тобою, не спеша,
все откроем двери

страна моя подобна паутине,
но мы обязаны во всём её любить,
паук неторопливо, чванно, чинно
прядёт в Кремле узду – тугую нить

он всех боится – все его боятся,
полки охраны в случае чего,
простой народ и даже папарацци —
им недоступно лицезреть его

там – накопление, у нас одни отливы,
он не за нас, но мы – за одного,
мы все живём в тоске инфинитива,
и лишь паук – в личине имаго