Александр Строганов - Стихи

***

Империя не Вакх, и мочится не виноградным соком
Розовощекий херувим на стены поднебесья,
И, путая понятия, как бы случайно, ненароком,
Не ждите у фонтана рыб и доброй вести.

Не обольщайтесь узнанными быть – вас нет.
И не было, и ласточки не ваши стригли гривы,
И не для вас кошачьей выпушки кордебалет
Шалит. И бритвы не для вас игривы.

Вас нет. Ваш чайник никогда не закипит.
И вас не украдет послушница экрана,
И не у вас державно голова болит.
Вас нет. Вы – что-то наподобие тумана

В спортивной зале. Вы – тот кислый запах,
Что душит перед мордобоем раздевалки,
Вы – похвала петле в паучьих лапах.
Вы – капли жира на груди весталки.

Вы – девственность ее. Удел ваш – мед.
Лишь ваша тень стремглав по анфиладам
Подобьем пальца пригрозившего мелькнет,
Но не задержится на бычьем лбу Пилата.

Вас не было. И нет. Вам не отрежут член.
И мальчик ваш рога вам не наставит.
Империи не Вакх, не подвернет колен.
Не поцелует и вином вас не отравит.

***

На сон случалось помолчать,
И выходил пейзаж пустынный
С бесцветной цепью позвонков,
С верблюжьей миной облаков,
Осиротевшим чаем
И почтой голубиной.

Владенья паузы мертвы.
Как молью битая подкладка.
Как не избавиться воровке
От крылышек татуировки,
Не выполоть ее травы,
Не выветриться без остатка

Ее видениям. Мысль бессильна
Уже. Народ безмолвствовал
Уже. На сон затылки проступали
И войны. Под колючим одеялом
Сопела скомканная Абиссиния,
И раненых сверчок считал.

Не в речи – в памяти разрыв,
В любви. В тот час блаженные не спали
И уходили со двора.
Так убоялся комара
Их сторож бедный. И обрыв
Перед падучей стал бледнее стали.

О, юности песочные часы.
Вас потерял хозяин, враль, ваш праздник.
На сон мерцали огоньки,
К соседям пятились звонки,
И пустоту хранитель огласил,
А утром умер одноклассник.

Суд

Что там за черные пчелы чудят, Ваша честь?
Эскадра оставила Солнце, к чертям Вашу честь!
Дураки дурят, дурни,
Ярмарка, верно, приехала.
А черные пчелы таки чудят, Ваша честь.

Стирай не стирай – все сносилось, сестрица.
Балуют. Будут ли биты окна, сестрица?
Дураки дурят, дурни.
Ярмарка, верно, приехала.
Стирай не стирай – все сносилось, сестрица.

У рукокрылого голова кровью мазана, Вань?
Кровь пустили, Ваиь, кровь пустили, Вань. Кровь пустили.
Дураки дурят, дурни,
Ярмарка, верно, приехала.
У рукокрылого голова кровью мазана, Вань?

А шуба на вешалке-то шевелится, бабушка!
Не мышь ли шуршит, послушай-ка, бабушка?
Дураки дурят, дурни,
Ярмарка, верно, приехала,
А шуба на вешалке-то шевелится, бабушка!

Не эти ли руки руки держали, родимец?
Что барахтаться, что рожать, все – родимец!
Дураки дурят, дурни,
Ярмарка, верно, приехала.
Не эти ли руки руки держали, родимец?

Солоно, поутру не разлепишь ресниц, горюшко.
Что делает бритва в горнице, горюшко?
Дураки дурят, дурни,
Ярмарка, верно, приехала.
Солоно, поутру не разлепишь ресниц, горюшко.

Тихо-то как, петухи не ослепли ли, пан?
Пил да плутал, да совсем потерялся пан,
Дураки дурят, дурни,
Ярмарка, верно, приехала.
Тихо-то как, петухи не ослепли ли, пан?

Долгая жизнь, ангелы все уж сожгли, Ваша честь.
А что за сполохи в степи, Ваша честь?
Дураки дурят, дурни,
Ярмарка, верно, приехала.
Долгая жизнь, ангелы всё уж сожгли, Ваша честь.

***

Чудеса.
При небесных-то наших строениях
Не дадут, не позволят…

Падчерица
Выплачется, да будет терпеть.
Не бранится, не ссорится.

Все – леса,
Да дымы, да полуденный плен.
Выспаться б вволю.
Ящерицами б
На солнце сгореть
Беде да бессоннице.

Глухота,
Безмолвия толстый клубок
Шуршит, да щетинится.

Холода,
Да птиц не слыхать, да парок,
Далеко до столиц.

Глухомань.
Перед Богом лишь знать назубок
Часы да гостиницы.
Хохотать бы,
Да крыть, да случаются в срок
Дураки да больницы.

Нелюбовь.
Суть оскомина паче слюды
По заключенным окнам.

Не велит
Тьмою брезговать стыд
По закутам да кровлям.

Не любой
За червивые эти труды
Не свернет и намокнет.

На мели
Мир, как рыба, блестит,
Отражениям ровня.

***

Ночью, в нежный час, уже под утро
Без исподнего нас память оставляет,
И пустоты суток населяет
Лаской со смирением приюта.

Безнадзорно не впервой скитаться
Пыткам по интимным закоулкам
Торса, пригвожденного проступком
К полушарию невидимой кровати.

Сумрачных знакомств немая перспектива
Придает двусмысленности рыбьим глазом
Даже тем глубоководным фразам,
Что сродни засвеченному негативу.

Этот час причудлив и бесплоден,
Словно сладострастие Нарцисса,
Колет, колет усиками крысы,
Душит, душит жилами мелодий.

Москва

Люблю тебя, Москва, мороз,
А в дни болезни горше и светлее,
И царский строй серебряных полос,
И душный ряд с поклоном брадобрея.

От желтоглазых в шубу навсегда
Ты спрятала свой круглый скрип вразвалку,
И матовых колен им не видать
Вовек, и снегиря, и сына, и русалки.

За голос льда, за цвет, за весть
Живут огнем твои бокалы,
И луч, во звон преображенный, здесь
Восторженней январского оскала.

Не поцелуй твой жертвенный пирог —
Сам голод с золотыми вензелями.
Москва, благословен твой скоморох,
Повисший погремушкой над яслями.

***

Оттого, что крылаты и вежливы звери,
А в огнях кутежа близоруки и горды,
Их вгоняют в соблазн, не считая потерь,
И целуют, целуют их мокрые морды…

***

В неуютной тетради давно уж нерусского городка
С грузными зимами и нечесаных рожиц колючками
В людной зале, где Бог не бывал никогда,
Где не шумит детвора и красавицы делают ручкой,

Где сырость котельной, устав, уже сделалась ветошью,
Но с выдумкой клянчит и паром пугает,
Где всласть не живут уж, но все еще сплетничают
И под лестницей по стаканчику пропускают,

Где уже не предложат зайти, но еще улыбнутся,
И оплывают в кофейной золе заводы и баржи.
Где и до крови себя ущипнув, невозможно проснуться,
Но Морфей хоть немил и плюгав, все ж ухожен и важен,