АС Ватрушкин - ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН ПЛЮС. Откровенная поэтическая энциклопедия нашей жизни

Читатель, твоему вниманию предлагается уникальная книга – полный текстуальный ремейк-реконструкция самого цитируемого произведения русской литературы. В основу положен популярный у авторов приём, когда в качестве «затравки» служит чужая стихотворная строка, на которую нанизывается совершенно иное продолжение. Таким образом был переделан весь оригинальный печатный текст с сохранением, однако, основных сюжетных линий и логики структуры романа. При этом первые строки каждой обновленной строфы в основном содержании произведения такие же, как у Пушкина, они выделены курсивом. Несколько пушкинских строк можно встретить и в середине строф.

В романе Пушкина имеются пропущенные, но пронумерованные им строфы; все они, кроме трёх отсутствующих из первой главы (39–41), восстановлены и переделаны мною по его подготовительным рукописям. А упомянутые три написаны «с нуля». «Онегинский альбом АлександрСергеича» является приложением четверостиший на самые разнообразные темы, в которых я дал полную волю своей фантазии. Они созданы по такому же принципу, но в качестве отправной точки использованы произвольно взятые многочисленные пушкинские строки из печатного и чернового вариантов, которые представлялись мне интересными для поэтических экспериментов.

Последовательность и нумерация глав (и строф) с первой по седьмую, а также десятой тождественна оригиналу. Восьмая глава – это дополненное и переделанное «Путешествие Онегина», девятая – оригинальная восьмая со сдвинутой нумерацией строф из-за передачи четырёх строф в «Путешествие». «Альбом Онегина» помещён в седьмую главу, где его первоначально хотел видеть и сам Пушкин. «Моя заветная песня» – это довесок, который показался мне уместным в контексте десятой главы. В самом хвосте произведения на закуску даны пять четверостиший на темы других пушкинских стихотворений.

От Пушкина здесь также так называемая онегинская строфа из 14 строк; переделанная прямая речь всюду, где она присутствует в оригинале; и, конечно, такая же идеально точная рифма от первой и до самой последней строчки.

В.Г. Белинский называл «Онегина» энциклопедией русской жизни. Я старался оставаться в рамках этой парадигмы и сохранить энциклопедический характер повествования об окружающей действительности, что нашло своё наиболее яркое выражение в лирических отступлениях, а также в «Онегинском альбоме АлександрСергеича». При этом весь текст значительно актуализирован и приближен к нынешним реалиям. Современный читатель без особого труда и лишних пояснений и комментариев разберётся в его содержании, в случае необходимости воспользовавшись подсказками Интернета.

Полностью восстановленный, дополненный и переделанный пушкинский роман определяет и его нынешнее название, а мой авторский псевдоним подразумевает понятную игру слов и смыслов. Я уверен, что предлагаемое чтение доставит читателям огромное удовольствие.

And that’s the greatest Pushkin’s poem,

It’s my remake and not by Moem.

Enjoy and cry and let ‘self laughing

But do not fall – it’s only bluffing.

*****

О люди! все похожи вы

На обезьян, что корчат рожи,

За селфи вашей головы

Готовы вон вы лезть из кожи!

АСП–АСВ.

Не мысля гордый свет забавить,

Я вскоре мысли изменил

И порешил сейчас добавить

Родной поэзии ветрил.

И кто же это там бормочет

С трибуны, что в стране моей

Нет больше Пушкиных? А хочет

Он их увидеть поскорей?

Если Россия – не Россия,

А олимпийский лишь атлет,

То я – пришедший к вам Мессия,

А Пушкин – вовсе не Поэт.

Его стихи на самом деле

Написаны не им, а мной.

Так мне внушили на неделе

Гипнозом, посланным Исой.

Бросаю варежку Поэту,

Но с трона свергнуть не хочу,

Прости мне, Боже, дерзость эту,

Я всё стихами оплачу.

И, прежде чем судить беднягу,

Не лучше ли прочесть роман,

А там сказать про бедолагу:

Нью-Пушкин он иль стихоман.

Но должен заявить я твердо:

Роман сей не на детский вкус,

Ибо Главлит поставил гордо

Свой штемпель: «18+»;

Чтобы в виду имели предки:

Совсем не допускают пусть,

Чтобы их маленькие детки

Его учили наизусть;

И чтобы наш любимый Галкин

В своей программе «Лучше всех!»

Не позволял им, птенчик Алкин,

Читать сей труд, ловя успех.

1.

« Мой дядя самых честных правил,

Богач в немолодых летах,

Как бабку к праотцам отправил,

И сам стал превращаться в прах.

Теперь он для меня нахлебник,

К чему сейчас ему лечебник,

Коль жить осталось ровно день

И пить лекарства вовсе лень?

Зачем ухаживать за телом,

Похожим на смердящий труп?

Не лучше ль вынуть ледоруб

И сразу же заняться делом?

А то и ядом отравить,

Чтобы наследство получить?»

2.

Так думал молодой повеса ,

Летя к больному на возках,

Не понимая ни бельмеса,

Как жить-то при таких деньгах.

Друзья Ромео и Джульетты,

Кто любит и писал сонеты,

Героя своего для вас

Я обрисую без прикрас.

Онегин, верный собутыльник,

Родился в Питере морском,

Где в переулке Поварском

Шпана давала подзатыльник.

Там не бывал я никогда,

И ладно – это не беда.

3.

Служив отлично, благородно,

Его папаша счастлив был,

Сорил деньгами как угодно

И состоянье просадил.

Но сын судьбой был не обижен

И воспитаньем не унижен,

На попечении двух нянь

Ребёнок рос совсем не дрянь.

Его учили деликатно,

Не досаждая ерундой,

Кормили вкусною едой,

Что было мальчику приятно.

И хоть шалил он иногда,

Ему сходило с рук всегда.

4.

Когда же юности мятежной

К нему нагрянули года,

Двух нянек фразою небрежной

Прочь отослали навсегда.

Герой наш получил свободу,

Британскую примерил моду

В костюме, стрижке, чтобы свет

Увидел, свой он или нет.

Французский знал он в совершенстве,

Английским мастерски владел,

Знал танцы и немного пел –

Бомонд не мог отказ дать в членстве.

Такой багаж, как ни крути,

Не может в жизни подвести.

5.

Мы все учились понемногу

Труду, предметам и т.д.,

Дань отдавали кто Ван Гогу,

А кто-то даже – па-де-де.

Мы языки не знали классно

И танцевали все ужасно,

Но вот науки про запас

Штудировали мы на раз.

Онегин же вне рамок школы

Усвоил максимум азов,

Необходимых для балов,

Чтобы светились ореолы.

И был для всех он свой пацан –

Лингвист, танцор и меломан!

6.

Латынь из моды вышла ныне,