Елена Крюкова - Вера

Наши розвальни кривые, кучеры – кривей,
Наши воры – сапогами – в ребра лошадей,
Но как нищ весь путь наш, люди, во снегах полей,
Но как больно отрываться, люди, от людей.

И машу, машу вослед я лапкою худой,
Лисьей лапой, птичьей цапой, лентою со лба:
Вы запомните мя, люди: в небе – над бедой —
Простовласая комета, горькая гульба.

Весь век мой высечен. Изрезан до кости.
Передо мной мерцают сани,
Как шуба на снегу.
Народ, прости.
Гляди дегтярными глазами.

Кричала… пела… Нет моей вины,
Что вы в парче, мерлушке и финифти.
Брусчаткою расколотой страны
Вы под ногой меня не сохраните.

Был страшен век. Есть страшен приговор
Ему, распявшему колькраты
Детей и птиц, Дух, Слово и Простор,
В чьи длани вбиты мертвые солдаты.

Я в розвальнях, – а бревна иней скрыл…
Да сиречь: локти, голени и спины… —
Качусь; мохнатый снег – подобьем крыл;
На холоду железом синим стыну.

Прощай, мой век! Проехала твои
Расколы, копи, рудники, болота!
От ненависти Божьей – до любви
Звериной, до соленых ребер Лота!

До челюсти ослиной, коей мы
Врага в жестоких битвах побивали,
От воли неба – до камней тюрьмы,
Где нас пытали, где мы хлеб жевали…

Остались сани! Волка бешеней, народ
Ледово скалится, и пяткой клюкву давит,
И помидоры из бочонка в рот сует,
И на черницу в розвальнях плюет,
И в облаках орлицу славит!

А я?!.. – В собачью шубу запахнусь
Потуже; бирюзовый крест запрячу
В межгрудье; шею вытяну, как гусь,
Смотря об о чь, шепча опричь, обаче.

И с напряженьем, будто бы суму
На спину взваливая неподъемно,
Я над толпой двуперстье воздыму —
Язык огня – над ночию огромной!

И высвечу! И краденые клады освещу!
И озарю позорные подземья и подвалы!
Перекрещу! Пересвищу! Прощу
Вязанки преступлений небывалых!

Весь дикий, весь великий волчий грех,
От первородства до могилы сущий, —
О, розвальни трясет… – прощаю всех,
Рожденных, и погибших, и живущих!

И на меня так пялятся глаза —
Так тычут пальцы – рты в раззявстве ширят —
И блеет бедной музыкой коза,
И запах гари, и медяшки-гири,

И кошкой – старикашка на снегу… —
Он по зиме – босой, и я – босая…
А кони мчат, и больше не могу,
И вон с земли – в зенит – метель косая!

И я лечу, откосно, круто – вверх…
Вы с норовом, кудлатые лошадки!..
Буран – острей ножей – в лицо, и смех,
И ягоды червонной выплес сладкий

Под языком!.. и вдаль – по облакам!.. —
И вширь – по праху, воздуху и пуху,
Белесым перьям, угольным мешкам —
До слепоты, до исступленья духа!

Я в небесах! Я, дура, в небесах!
А вы меня – на черном льду – топтали…
Я бирюза на снеговых цепях,
Я метка на лоскутном одеяле!

На знамени я вашем бахрома!
Запечена я в нищей сайке – гайкой!
И оттого я так сошла с ума,
Что я на ваши звезды лаю лайкой!

И выпрыгну из розвальней! И побегу
Я босиком – по облакам пушистым!
Я умереть могу! Я жить могу!
Я все могу! Я синий камень чистый!

Я крест ваш, яркий бирюзовый крест!
Я к вам из туч свисаю на тесемке —
Вам не схватить! Сухой и жадный жест.
Не перегрызть! Не оборвать постромки!

И платье все в заплатах, и шубняк
Когтями подран, и глаза-колодцы,
И – кто мне в пару?!.. кто из вас дурак?!.. —
Пускай за мной по облакам увьется!

Бегу!.. – древесной тенью на снегах.
Крестом вороны. И звездой в разрывах
Рогожных туч.
И – человечий страх:
Как в бирюзовых, Божиих мирах,
Как в небе жить?..
Не хлебом… люди живы…

И, облака измеривши пятой,
Смеясь, подпрыгивая, клича, плача,
Прикидываясь грешной и святой,
Кликушей, сойкой, головней горячей,

Все зная, все – что на земле убьют!.. —
Распнут зубами, зраками, плевками!.. —
Танцую в небе, шут, горящий прут,
Салют – над скатертями, коньяками,

Над крыльями духов, над тьмой параш,
Над кладбищами вечных малолеток —
Мой грозный мир, теперь ты не продашь, —
Жестокий пир, дай неба – баш на баш!.. —
Свой синий крест нательный
напоследок.

Я распишу своею кровью
Часовню эту.
Я пьяным богомазам ровня.
На ребрах мета.

Меня во сне пометил Ангел.
Спала на рынке.
Он нож под ребра мне направил
Из-под корзинки.

Нарисовал меж ребер крестик…
Кисть не держала —
А этот крестик будто пестик…
Как Божье жало…

Часовня в пихтах, соснах, елях…
О, Север лютый…
О, Бог, лежащий в колыбели,
Огнем продутый…

Топориком ее сработал
Столь юрод и вый…
Такой, как я… ружьишко, боты…
Святой, родимый…

Охотник?.. да, в миру животник…
Так – человечек…
Так – лысый, сморщенный Угодник
В ограде свечек…

Так – пес людской, и нос холодный,
И воет глухо…
Щеночек, по любви голодный,
Поджато брюхо…

А нимб горит над колкой стрижкой…
Стоит в бушлате,
В болотниках… И я – что мышка
Опричь объятий…

В его часовню я приперлась
Через морозы.
Вела меня и била гордость.
Душили слезы.

Там стены голые… там доски…
Наизготове…
Разрежу руку на полоски
Слепящей крови!

И хлынет кровь на пол дощатый!
И руки вскину!
И напишу Тебя, Распятый!
Твою судьбину!

Солдат, в снегу игравших в кости!
Мать в черном, вечном!
И Магдалину на погосте —
С огнем заплечным…