Алёшка Емельянов - №3

Ток по белеющим трассам

прям из тестикул сырых

тёмно-гаражных, как масса

чуть приодетых и злых.

Хлещет по линиям, сеткам,

разницу генов несёт

дымный поток к яйцеклеткам

важно-неважных работ…

Сновидения

Сон – репетиция смерти

длинностью акта на два,

разный сюжет круговерти,

средь декораций шитва.

Драма, комедья, миракль

в кратком прочтеньи, пробег.

Гибель – иной же спектакль,

и протяжённостью в век.

Саван постельного ложа

и безмятежность глазниц

чем-то на гробность похожи

в чреве усопниц, темниц.

И при усталости сложной,

к сердцу приставив опал,

я, при именьи возможном,

века б три с лишним поспал…

Мистификация

Тоска и толкотня,

людская сыпь и муть.

Космичный миг огня

поджёг бумажный скрут…

Горчинка терпко вьёт

и клеит взгляды, слюнь.

Теряет разум счёт -

сегодня март, июнь?

Вдруг знаю всё о всём,

и даже божий план.

Все страны – это сон,

границ нет. Всё обман.

Микробы с речью все,

сок Марса между жил.

Я – зёрнышко в овсе,

собрат лиан, шиншилл.

Под когтем ли орла,

иль так я сам лечу?

Стать жабрами пора,

колечком ли к ключу?

…И вот ещё тяну

один прохладный вдых,

и вот уж я в плену

у ёлочных мартых…

Очищение

Вытошнив сгустки обиды,

самую больность, всю кладь,

что залилось мечтой-пинтой

(Некуда больше глотать!),

сплюну последни остатки

в кучи кустов и равнин,

что принимались так сладко,

брызги отмыв от штанин.

Выдавлю с нижних отверстий

все обещанья и ложь, -

пучат, теснят многомерзко.

Не прижилися. Ну что ж…

Очи от лести омывши

давнею слёзной волной,

скрежет назубный прилипший

я всполосну чуть больной

полостью, знающей ласку,

горечи, сладостный пир.

Выкричав боли с оглаской,

снова начну я пить мир.

Пусть я дурашный Емеля,

с чуть уж седой бородой,

снова в любовье поверю,

что буду нужен я той,

кто будет ждать и лелеять,

и без измен очаг греть,

и поцелуйности клеить,

с кем разлучи́т только смерть.

Смирение

К пустотью стен, вине, бездетью,

погрызам пылью, крысой книг,

битью словесьями и плетью,

судьбе подшефных Лили Брик,

молчанью вскриков телефона,

и что безгостенен мой дом,

и к безуспешью в брачных гонах,

к одеждам в серо-чёрный тон,

к ненужным строчкам, небогатью,

сердечным, ямным разбитьям,

что к деньрожденческому датью

один, бездружью, нежитьям,

к болезни лика и внутрянства,

что за добро схвачу пуд стрел,

и к склонности к уму и пьянству,

к жаленью тех, кто не жалел,

к тому, что спермь не цвета мела,

что будет пусто в днях, темно,

что безжеланно, наспех сделан

привык, привык уже давно.

Революционерка

Повстанка буйного размера

с мечом, кнутом наперевес,

с наганом, пламенною верой.

В седле, как будто адов бес,

в косынке, чёрном облаченьи.

И конь привстал ногой над пнём.

Пыл обещаний – быт плачевный

низвергнуть, всех виновных в нём.

Вся мощь в груди – стране во благо,

неблаго – для противья сил,

что стены подопрёт вертляво,

падёт в бою за путь Руси.

Всеслышным кличем оголтело

зовёшь, как воем стаю волк.

И к крови, льющейся из тела,

готова ты. Готов ли полк?!

Прошлое в настоящем

Мастер, окрасивший миску,

в раму одевший портрет,

и наноситель всех рисок

на этот нож, табурет,

сделавший стену кирпичной,

дока, соткавший ковёр,

кто доставал с чрева лично,

вставивший раму в тот створ,

свивший написанно строки,

провод провёл в потолке,

чай выгружающий докер,

что мы тут пьём в уголке,

гения ведший наставник

сызмальства и до всего,

воин, у вёсел кандальник,

давшие жить без тревог,

кто изобрёл вина, люмен

и поцелуйный процесс,

чую, скорей всего, умер,

мы ж ещё живы, и здесь…

Одинство

Ветров освисты не тревожат,

колёсный визг, дурной клаксон,

и что кого-то смерть итожит

за шторой той; в камнях газон,

облаи сук, людских ли пастей,

и под подошвой скользь иль хлюпь,

"ложить" ли верно, или "класть" ли,

стоянье, топот, ржанье групп,

дитячий плач и хамь морщинных,

и гарь бензиновых спешил,

хвала от низших, величинных,

иль брызги слюньев, из-под шин;

и бедность, хромь владеют рифмой,

и болен дух, хотя здоров,

опасней лика, сердца мина,

а в доме лишь вино, нет дров;

улыбки поры всё ж не дрогнут,

счастливья видя, смеха бой,

в холодной спешности я вогнут,

когда один, когда не твой…

Просвириной Маше

Народный гнев

Изловлен самым ловким, резвым

борцом за власть на новый лад

царь, подведён под навесь лезвий.

Подушку пня поправил кат.

Народный глас глаголет волю,

верша скоплённой злобью суд.

Его, подельников ждут боли.

Разрозья армий не спасут.

Вина его – в упадке быта,

хотя сам золотом лучит.

Страна канавами изрыта.

И ни один сосед не чтит.

И вот пришла за это кара

на вилах грязной, злой толпы,

уже нетерпящей обмана,

и что в отчаяньи борьбы.

И небо будто потакает

казнящим, смене, естествам!

Боярам тут не помогает

ни чин, ни степени родства.

Наоборот! Кишит тут гудом

общинный бой. Секиры взмах…

Да будет шаг вперёд и чудо,

и свет в их жизнях и домах!

Букетик

Букетик честных настроений,

который радует взор, слух,

среди привычных древ, растений

ни лепесточком не потух;

чей вдохновенный, чистый запах

несёт амбре, пречудный флёр.

И я держу за стебли в лапах

его богатый, сочный сбор.

В наряд одета вся охапка.

Волшебный образ без шипов!

Бутоны снежные, как шапки,

что предостойны ввек стихов.

Мальчишкой юным лыблю щёки,

дивясь, мечты о нём леплю…

Из всех букетищ без упрёка

я лишь его один люблю!

Просвириной Маше

Отравы

Неправды крашеных голов,

бал пёстрых и невзрачных,

слиянье сущностей, полов,

и мест культурных, злачных,

и серость дев, холёность див

средь сельско-градной были,

молчаний и бесед мотив

в дыму выхлОпном, пыли,

шаганья джинсовых полос,

и моды штамп заветный,

и на любовь возросший спрос

при нелюбви ответной,

рисунки масок – грим смешной,

яйчистость женских правил,

мешок натянутый брюшной,

и рай реклам, канавы,

и культ детей, счастливых жён,

чтоб муж пел, хороводил -

всё лезет въедно, на рожон,

рябит, отврат наводит…

Приметы любви

Сказанный слог зачинает

сотни историй любви,

людям мечту причиняет,

силу оспорив судьбы.

Дареный стих и конвертик

утро влюбленьем начнут.

Можно бы в это не верить,

но я – пример того тут.

Сделанный шаг всё меняет,