Алексей Болотников - Тесинская пастораль. №3

– Можно, я уйду? Мне корову доить надо, – внезапно попросила Крошка. И уже встала со стула и потянулась к двери.

– Можно. – не менее внезапно разрешил Савицкий. – Но прежде, может быть, вы оставите ваш автограф под протоколом? Я понял, все члены правления готовы к принятию ответственного решения? Кто-то должен быть первым.

– Да я поставлю… Пусть уж Александр Тимофеевич… по старшинству… первым. А корова подождёт, не лопнет, – Крошка снова осчастливила стул.

– …Пусть Тимофеевич… сам, – решил и Русик.

– Просим, – поддержала Русика ветеринарша Бадальникова.

– А я подписывать филькину грамоту не буду! – резко возмутился Редником. – Неизвестно, чем это обернётся.

В кабинет вошел главный бухгалтер Магомадов и, бесцеремонно нарушив процесс заседания, громко прошептал на ухо Самоварову: «Тебя глава района домогается. Говорит, мол, ждать заставляешь. Мол, ещё вместе жить…». И так же бесцеремонно покинул кабинет.

Встал Юрист. Разложил на столе протокол. И ткнул пальцем в бумаги.

– Вот, товарищи… члены правления… Можете ознакомиться. Здесь сказано, что общее собрание… я подчеркиваю, общее собрание членов СХА приняло единственно верное решение о переходе к новой форме хозяйствования – закрытому акционерному обществу. И о том, что мы с Яковом Моисеевичем приняты в члены артели. Будут возражения? Нет.

– Моисеем Яковлевичем, – недовольно поправил Савицкий.

– … но здесь нет ваших подписей и нет… в них нет необходимости. Протокол подписывают два человека: председатель собрания и секретарь. Понимаете, всем нет нужды подписывать протокол. Не должен его подписать и Александр Тимофеевич, по определению… Председатель артели на этом собрании, как бы это сказать…

– …не избрали его в председатели! Вот и всё… Что тут странного? Так часто бывало, когда народ решал – кому председательствовать. Разве я не прав? – взорвался филиппикой Редников.

– Так-так… А, следовательно, кто-то должен быть председателем и секретарем. Мужчина и женщина. Я думаю, это господин Рудик и госпожа Трошкина.

– Крошкина… Таисия, – поправила Крошка, – но я не могу по семейным обстоятельствам. Мы с детьми думаем в Провинск перебираться. Там город. Возможностей больше. И для бизнеса…

– И я…. – заволновался Русик. – я… я… я… на пенсии. У меня с головой плохо. Подпишу что-нибудь не то.

– Это не аргумент, – веско возразил Юрист. – Более того, если у вас нет справки. А если у вас такая справка есть и составлена по всей форме, это обстоятельство только усиливает вашу кандидатуру. Улавливаете?

– Так ты что меня…. значит, за идиота держишь? – вскипел Русик. – Да пошли вы… Меня баба домой не пустит. Крайнего нашли! С головой не дружит…

– Приношу свои извинения за бестактность нашего Юриста. – мягко вмешался Савицкий. – Но, дорогие мои… будущие коллеги, мы же все цивилизованные люди. И действуем по закону. Кто-то должен подписать протокол. И этот «кто-то» – один из вас. И не важно кто. Возможно, история лишь спустя ряд лет узнает своих героев. И возвеличит их имя… на уровне села или даже района. Но уже завтра эти герои должны получить свои бонусы. И это правильно. В капиталистическом обществе, которое мы с вами сейчас строим, важно вовремя получать вознаграждения. И вы их получите, это я могу гарантировать. Но господин заслуженный комбайнер и госпожа колхозный бухгалтер, безусловно, правы, выдвигая свои отводы… Но, не могу же я подписать этот протокол. У меня нет таких полномочий, как у вас!

– А я?.. Можно мне подписаться? – неожиданно проговорил Гоша Ворона. Наверное, неожиданно даже для себя самого.

– Немые заговорили, – захихикала до сих пор молчавшая хорошенькая телятника Быкодоева.

– Как, Сан Тюфеевич? Может, господин… простите, вы кто по профессии? – обрадовался инициативе Савицкий.

– Так я… старый пулеметчик! Всю войну прошел… до Варшавы.

– О! А по гражданской линии?

– На садовода учился. А сады ликвидировали.

– Но вы же член правления?

– Избрали… в третьем годе.

– …И это даёт вам полное право исполнять полномочия избравшего вас народа! Вы подпишетесь за председателя собрания. Так, господа? Доверяем заслуженному пулеметчику занять это место?

– У него с алкоголизмом напряженность! – не удержался Редников. Гоша гневно фыркнул. Все остальные промолчали. И вопрос был решён. Юрист жестом пригласил полномочного представителя подписать краеугольный документ. Гоша встал, сделал шутливо-угрожающий выпад в сторону завгара, подошёл к столу. Ни один мускул не дрогнул в его лице. Ни один жест не выдал эмоции членов правления. Ни одна тень не мелькнула по физиономии Самоварова. Протокол был буднично подписал Вороной. За окном порыв внезапного ветра сорвал вывеску с конторы. А в коридоре гневающийся глава района громко хлопнул дверью и убрался восвояси.

…Так и осталось тайной, скрепленной синей гербовой печатью, кто подписал подложный протокол за секретаря. И подписан ли он условно-полномочным представителем в его трезвом уме и твердой памяти, не подделан ли ушлым юристом с помощью портативного компьютера. И так ли уж важно было поставить чью-то подлинную, полномочную подпись, если не один высокопоставленный чиновник из района не усмотрел нарушения, не усомнился и даже не подумал усомниться в подлинности и документов, и всего произошедшего подлога. Не забил в колокол юрист района, прокурор, не заволновалась местная пресса… Не вышел на улицу народ, вооруженный вилами.

Жизнь продолжалась, как любил выражаться записной газетный фотограф. (Продолжение следует)

(из солдатского дневника)

Лето 1944 года подходило к концу. Я работал на телеграфе. В Дербинске заболел Матюшин. Остался там один Полща. Командируют меня на место Матюшина. Шестого ноября, канун праздника. Мне не хотелось идти, как будто я что-то предчувствовал. В этом году мы готовились встретить праздник хорошо. И когда уже слюнки текли, оставалось несколько часов до торжества, надо же было придумать для меня такой сюрприз! Но приказ есть приказ. Собрал свою амуницию, получил на трое суток продовольствия, и в дальний путь…

Расстояние 60 км. До Арково иду пешком 12 км. Уже нависли сумерки. Дорога скользкая. Днём подтаивало, а к вечеру подмёрзло – не доходя трех километров до Арково. поскользнулся. Правая нога подвернулась под меня, и я всей тяжестью груза рухнул на старый перелом ноги. «Ой! Ушиб ногу», – думаю себе. Сильной боли не чувствую. Полежу, пройдет. Стал подниматься, только ступил на эту ногу, опять упал. Нога отказалась служить. Вывих или перелом. Одно из двух. Вот. думаю, и вся моя командировка. Что делать? Проехали на лошади в сторону Арково. Не взяли. Лежу. Идёт машина в город. Голосую лёжа. Затормозила. Объясняю и прошу доставить прямо в госпиталь. Взяли. Довезли до города, ссадили. Откуда-то взялась подвода, увезли в госпиталь. Амуницию и продукты – в казарму, а меня – к хирургу. Осмотр, ванна, гипс на ногу и – в палату. Лежу и думаю, вот она солдатская жизнь!