Леонид Вариченко - С царём в голове. Мастерская современного каприза

Царь темы поменять умел блестяще,

От Бога император настоящий.

«Жена Мартына, Петр, к досаде вящей,

Похожа, или это нам одним?..»

Продолжил генерал охраны, друг:

«Похожа, на Мещерскую Марию,

как два глотка перцовки. Говорили,

она теперь в Париже или в Риме…»

«И тот же взгляд, и та же тонкость рук…»

Действительно, фатеевская дочь

Так фрейлину лицом напоминала,

Что уж боялись старики скандала.

Конечно, шепот не пошел по залу,

Но были, кто пустить его не прочь.

Наш Государь был вдумчив и велик,

Воспитывал он в строгости порывы.

Не молоды уже и не игривы,

Дороже Минни, чем любые дивы.

Но как же юн ее-то милый лик!

«Пускай идет все так, как и идет,

Иначе нам спокойствия не хватит.

Мы отошлем ей пряник в шоколаде.

И Рождество так нынче вышло кстати…»

А девяносто был второй уж год.

Любви не пожелай и для врага,

Коль прошлую она разбередила,

И, в сущности – к другой. Ты знал – остыла,

Но вдруг – жива! И мило, и уныло.

«Достань-ка, Петр, флакон из сапога!..»

«АЛЕКСАНДР И АННА». Рис. 2004 г.

12. (Ярмарка)

В Москву вернулась Стружкиных чета,

И обсуждалась пестрота событий

С угла, что был доступен «Маме Лиде»,

Когда Мартын очнулся от подпитий —

Купец двора, ожившая мечта.

«К июню надо морду расшибить,

Но Ярмарку на Балчуге осилить,

Поднять на это гильдию и с ними,

Как, в общем, раньше взяться и грозили.

Ты, мать, пупок не треснет, не шипи!

И там большой барак, тьфу, павильон

Новейшей фармацевтики – «Аптека» —

Мозаика из достижений века,

Способных к врачеванью человека,

Плюс: клизмы, валенки, одеколон.

Гостей повыпишем из-за границ,

Ряды продуктов, ткацкие причуды,

И мебель там, и скобяные груды…

И пригласим Царя! Молчать, зануды!»

И снова выпил, повалившись ниц.

Смогла тут сына Анна покормить.

Очнулся муж, и мысль свою продолжил,

Что: «Вот с такою, Нюра, постной рожей

Пред Государем столбенеть не гоже!

Не улыбнешься, запрещу кормить!»

Полгода в дым, и Ярмарка стоит,

От хомутов до сушек и шурупов

Организаторы – прозрачней трупов —

Мартын и Усачев, и Прошка Дубов.

И скорлупа, и ядра под визит.

Царь прибыл к лотерее, третий день

Билеты продавать сидела Анна,

И сразу к ней, Мартыну и не странно,

С женою и детьми, стать великана,

Глаза ж мальчишки, как через плетень.

Купил билет и улыбнулся так,

Что Анечке в коленках слабо стало.

«Добром воздастся за добро», – сказала,

Она ж про Машу ничего не знала.

«С билета приз – тебе». «Ой-ой!» «Я – маг!»

13. (Приз)

В другое лето весь торговый «бум»

В Екатеринодар решили бросить,

И Дубову подряд. «Прокопий, просим!

Нам лишь проценты отсчитаешь в осень».

Кубань взыграла родиною рун.

А Николай, наследник дел, хвостом —

Уж десять лет, с толковостью хорошей —

Был послан поучиться с дядей Прошей.

Ему играться в «магазин» – не ноша,

И нюриной сестры в станице дом.

Конечно, не хотели отпускать,

Потом, конечно, долго провожали:

И тискали, и чмокали, и жали,

И долго за подводами бежали.

И ладушки бы, вроде, так сказать.

Да, подоспело время разобрать

И мысли, и эмоции Анюте:

Она еще и не на перепутье,

Но на глазах уже – любезны будьте

По правилам общественным играть.

Снегурочка! К весне ль пробить грозе?

Но Стружкин – не Мизгирь, увы, и хуже,

Что и Державный Муж – не Лель, он туже.

По берендеевски – до первой лужи —

Примчался приз – кокошник в бирюзе.

Родня съезжается попить кофей,

По-модному, для непонятной цели,

И денег подзанять есть на прицеле…

К комоду сразу, даже не присели —

На видном месте ярмарки трофей.

«Примерь, Анюта!» завистливый пыл

Всех обуял, до глубины добрался.

Мартын гордился, пыжился, набрался,

В осадок отошел, потом проспался

И первый раз супружницу побил.

А Лидия Иванна тут, как тут,

Но заступилась, видано ли дело.

Она уже порядком постарела

И поняла, что и недоглядела,

И поднапортила. Жизнь – долгий труд.

14. (Житье)

Вини вину! Невинность вне суда.

Отъехали в Орехово старухи,

Отплакалось под шепоты на кухне,

Синяк разгладится, фонарь потухнет,

Обида ж не простится никогда.

И каждому теперь уже свое.

Семья ли? Дом ли? Каста ли? Очаг ли?

И узы, как обузы, быстро чахли

И стали окончательной молчанкой.

Не жизнь – существование, житье.

Не мог себя переломить купец

И, может быть, свалиться на колени,

И попросить о долгожданном плене.

Все заливал от глупости и лени,

И набекрень съезжал его венец.

И лезть с советом уж боялась мать.

Обоих жаль – и сына, и невестку.

Но жаль их по отдельности, не вместе.

И все вошло в привычку в этом месте.

Вот, кабы ни менять, ни понимать.

Украдкой доставая бирюзу,

Анюта предавалась размышленьям,

Как тот несостоявшийся мошенник,

Что дом покинуть просит разрешенья

И честен тем. Но чешется в носу.

У каждой девы есть свой принц из грез,

И в каждой женщине живет пиратка,

На волю пробирается украдкой,

Сквозь оскорбленья, ревности рогатки

И унижения, и реки слез.

Она уж слышала, что Царь хворал,

Но не писать же дурочкою в Питер.

А памятный мужчина, как хотите,

И говорят, что не ходок по свите,

Чем батюшка покойный баловал.

Неужто, жизнь так тихо и пройдет,

И минет век, рассеив сонм иллюзий,

И душу чем-то теплым не нагрузит,

И в облаке, как в белой длинной блузе,

Придется допевать ей хоровод?

15. (Бублик)

И девяносто шел четвертый год,

И то был май, и третья уж декада.

Здоровья улучшенье, как награда.

Конечно же, еще не до парада,

Но от недуга меньше вдруг забот.

Как в феврале, когда рожденья день

Сумели провести сорок девятый,

И даже бал был. Фотоаппараты

Сверкали часто, но и аккуратно,

Чтоб пневмонии не тревожить тень.

Потом опять от боли он тупел.

На Аничков дворец России взоры

Обращены были. Ни заговоры,

Ни злой режим, и ни пилюлей горы

Не помогали. Даже похудел.

И тут внезапно после Пасхи вздох,

И месяц без отмены церемоний.

На вид совсем, ну, как тогда в вагоне,

И те из докторов теперь в загоне,

Что позволяли говорить, что плох.

Дров поколол, порядок, окрылен,

Как малый – из постели и на уши.

Марию Федоровну не послушал

И сапоги наквасил, что потуже.

На Ярмарку! И бублик-то – рулем!

Москва в Сокольниках – стоит народ.

За управил команда Усачева.

Расчистили землянки и трущобы,