Сергей Васильев - Стихотворения

Все они здесь лежат —
Черепами вечность крошат.

Все они здесь лежат – помню,
как мамке пчел
Ловил в отцовском саду и сажал на ноги,
чтобы она
Избавилась от полиартрита.
Мамка притворно вскрикивала, а потом
Кричала на меня, что школьный урок
Опять не выучил.
А я говорил, а когда б я это сделал?

Все они здесь лежат —
Мудрствуют, ворожат.

Все они здесь лежат – и тот, кто был
мертвецом,
И тот, кто им притворялся искусно,

И тот, кто любил себя, и тот,
кто себя ненавидел,
И тот, кто, наживая чужое добро,
Казался ангелом, а Господних уст не касался.
Прости меня, Боже, за эту ересь и спесь —
Я тоже прилягу когда-нибудь здесь!

Глядя на этот сумрачный небосвод,
Начинаешь с испугом вдруг понимать,
Что горечь полыни слаще летейских вод,
А честнее смерти только родная мать.

На ее могилке травки теперь растут —
Кровохлебка, шалфей – все в рост ее вышиной.
Почему же тогда мне, одному, тут
Так же страшно, как ей там, одной?

Барин, сердито выбритый и надушенный
одеколоном,
Честные бабы с гостинцами да мужики
с поклоном,
Привкус моченых яблок,
тяжелый запах укропа —
Где, Чаадаев безумный, твоя Европа?

Тощие звезды над кладбищем да тараканы
в баньке,
Повести Белкина вечером
на хуторе близ Диканьки,
Бедная Лиза, выстрел, охотники на привале —
Им-то, небось, вольготно, а мне едва ли.

Вере Павловне снятся сны, а кому-то —
мертвые души,
А крестьяне дремлют в стогу,
затянув поясок потуже,
Спит на перине Обломов,
борща не вотще отведав,
И возлежит на гвоздях, словно йог, Рахметов.

Гуси пасутся в луже – клекочут злобно и гордо,
Взгляд от стола поднимешь – в окошке
свинячья морда.
Голова с похмелья трещит, как арбуз,
а вместо микстуры —
Фонд золотой отечественной литературы.

Земля никогда не родит мертвяка, —
Но схватки близки родовые.
Идут, как волы голубые, века —
Ужасны рога их кривые.
Любуйся их поступью грозной, пока
Не встретился с чудом впервые.

Колючее время стыдливей ерша,
Полжизни осталось на роздых.
Густеет, как масло, пространство круша,
Беременный смутою воздух.
И ночь надвигается, тьмою шурша,
И небо в крестах, а не в звездах.

И снова бредут на закланье волхвы,
Звенят незаконные речи.
Во рту привкус крови и привкус халвы,
И слышится голос картечи
Разгневанной, и не сносить головы
Опять Иоанну Предтече.

Давно равнодушный к скрижалям конвой
Не видел такого улова.
Грохочут осины надменной листвой,
Не ведая умысла злого.
И внятным становится замысел Твой,
И зрячим становится Слово.

Славянский бог смешон и волосат,
Его ступни босые в белой глине,
Нахмурившись, он грозно входит в сад
И губы свои пачкает в малине.

Над ним летают бабочки, жуки,
Стрекозы, комары и тварь иная.
Поодаль косят сено мужики,
Поскрипывает грубо ось земная.

Славянский бог глядит на свой живот
И нежно гладит ствол кудрявой вишни.
В нем бог другой, наверное, живет,
Но все эти подробности излишни.

На дне колодца плавает звезда,
Пытаясь робкой рыбкой притвориться.
Славянский бог уходит в никуда,
Чтоб в небесах глубоких раствориться.

– Плоть есть плоть, – говорит Платону
Сократ.
– Ничего не поделаешь, —
соглашается Демокрит.
– Как же быть тогда нам с душою
бессмертною, брат?
– И она в геенне сгорит.

Виноградная плачет на черной грядке лоза,
Черный на белой березе смеется дрозд.
И глядит любовь смиренно в твои глаза,
Распуская павлиний хвост.

«Ты прости меня, Боже!» – «За что?» —
усмехнулся Господь.
«За неверье мое, и за тяжкий грех мой
огромный,
И за то, что Великим постом никчемную плоть
Ублажал коньяком и нескромной пищей
скоромной».

И текло по реке убежавшее молоко,
И светилась в небе луны лимонная долька…
И ответил ему Господь, вздохнув глубоко:
«Ешьте, братья, хоть кошек, друг друга
не ешьте только!»

Луна на ущербе, и жизнь коротка,
Идут по дороге слепые века,
Ущербность их кратна, наверное, трем —
Кто станет их поводырем?

Не смей обижаться на звездный песок,
На посох, ронявший березовый сок,
Про глину обещанную позабудь —
Еще прорастем как-нибудь!

Голубь, плескающийся в желтом, как желчь,
песке,
А потом воркующий в синей, как небо, луже.

Ты, чья жизнь для вечности на волоске,
Думающий, где лучше – внутри, снаружи?

Голубь, клюющий зернышки всех эпох
И выглядящий ангелом, пред Господом
предстоящим.

Ты, забывший о том, что такое Бог,
И озабоченный только лишь настоящим.

Мой ангел-хранитель, спаси тебя Боже —
Я заблудился в жизни, похоже.

Я нахожусь меж светом и тьмой —
Прости меня, ангел мой!

Но если тебя вдруг кто-то обидит,
Иль возжелает, иль возненавидит,

Я стану, как страшный зверь —
Ты уж, мой ангел, поверь!

Жизни странно течет река,
Ты превращаешься в старика,
Не замечая, что речь горька
На краешке материка.

Путь к океану непрост, как Пруст,
Жестк, словно ложе твое, Прокруст,
А прибрежные камни – терновый куст,
Как тут не окровавить уст!

Где ты, медузы нежная грусть,
И кальмаров злость, и акулы пасть?
Я вернусь к тебе, золотая Русь,

Чтобы в бездне радостной не пропасть.
А о том, что на дне океана мой дом,
Помнит лишь бедный Том.

Ночь длинна и нежна, так какого рожна
Думать, кто тут любовница, кто тут жена?
Ты у Господа спросишь, чего лишена
Твоя жизнь, а в ответ тишина, тишина…