Сергей Васильев - Стихотворения

У знакомых богачей
Ни полушки не отнимет
И разгневанных очей
На безумца не поднимет.

Будет шляться там и сям
И акридами питаться
И молиться небесам
О спасенье святотатца.

Только раз в чужом хлеву,
Возомнив об отчем крове,
Перережет горло льву,
Чтоб отведать свежей крови.

Но пленительный свинец
Не взбодрит, а станет колом.
Да и поздно, наконец,
Жечь сердца людей глаголом.

Славно в царстве православном,
Где душа повсюду с Богом:
Можно выглядеть тщеславным,
Можно – сытым и убогим.

Можно и поститься вволю,
И разгульничать, абы не
Дал Господь однажды волю
Мне, рабу, тебе, рабыне.

Смерть тогда для нас наступит
В этой жизни подневольной —
Каждый червь на грудь наступит,
Потому что тоже вольный.

Потому что тоже правый
И пред Богом не в ответе.
Ах, не сделай, Боже правый,
Вольности на белом свете!

Лучше горькое смиренье,
Чем гордыня площадная,
Где душа, теряя зренье,
Восклицает: «Мать родная!»

Где, в томленье безрассудном
Плоть молитвой озарив, мы
Знать не знаем: Он на Судном
Дне простит ли эти рифмы?

Я думал, ты незряч, как стрекоза,
И ничего вокруг не понимаешь,
Что никогда не поглядишь в глаза
И за руку ни разу не поймаешь.

И вот теперь, отчаяньем влеком,
Как годом раньше некой одалиской,
Гляжу, как дым плывет под потолком,
И вслушиваюсь в голос твой неблизкий.

Мои слова значенья лишены,
А доводы твои сильны и вески.
И жирною луной обожжены
Ужасные цветы на занавеске.

Бессонницу не делят на двоих,
Тем паче на нее не уповают.
Скажи-ка, а у ангелов Твоих
Хоть раз в году бессонница бывает?

Увы, Господь, душа моя в огне,
Плоть вырваться не может из колдобин.
То Савл, то Павел говорят во мне,
И каждый иногда правдоподобен.

А значит, лжив. Куда честней Фома —
Он по стигматам бабочкой порхает.
Но, Господи, у нас теперь зима,
А Гефсиманский сад благоухает!

То флейта рвется в душу, то гобой,
То Савл, то Павел… Я б изгнал обоих,
Но с кем тогда останусь я – с Тобой
Иль с этой мрачной кляксой на обоях?

Обними меня крепче, земля сырая —
У тебя ведь на это хватает рук.
Обними меня так, чтоб и умирая,
Я любил тебя больше других подруг.

Голос мой не растает в заветной мгле, но
Прорастет красноречьем древесных жил.
Я уже вошел в тебя по колено,
Я уже не помню, как раньше жил.

Ничего, что в овраге всплакнет волчица,
Что внизу подо мною не видно дна.
А что после со мной и с тобой случится,
Даже Бог не ведает, ты одна.

Ничего уже не изменить
Ни в природе и ни в человеке.
Не прервется, видимо, вовеки
Этих дней невидимая нить.

Будут плыть и плыть издалека,
Отражаясь в беспросветной влаге,
Фавны, урны, розы, саркофаги,
Девушки, деревья, облака.

То война, то народный съезд,
То репьи, а то асфодели.
Бог не выдаст, свинья не съест —
Что ж тут мудрствовать в самом деле!

Два посыла есть у судьбы,
Остальное зовется раем:
Иль на дыбу, иль на дыбы —
Между этим и выбираем.

Избавь нас, Боже, от эклог – лишь времени
пустая трата!
Уж лучше глупый водевиль с моралью,
запасенной впрок,
Где невозможная луна блестит,
как лысина Сократа,
А дамы щупают бока, садясь за яблочный пирог.

Жеманство перейдет во флирт, и ночь,
как при царе Горохе,
Начнет кривляться, словно шут,
и шумно требовать вина.
Сказать по правде, я и сам давно подался б
в скоморохи,
Когда б не злые языки да безволосая луна.

Нам ли бояться сумы да тюрьмы
Долгой зимы, шебутной поговорки,
Нам ли у вечности клянчить взаймы
Счастья щепотку и горстку махорки? —

Знаешь, дружок, чем мы живы с тобой
В этой пустыне, любви неизвестной?
Манной небесной, да снежной крупой,
Да несказанною речью отвесной.