Сергей Васильев - Стихотворения

Чадит свеча, и чаю с чабрецом
Довольно, чтобы, просияв лицом,
Вдруг осознать, что есть и жизнь вторая,
Где мужество дается неспроста,
А чтоб дышать Христом, внутри куста
Тернового горя, но не сгорая.

О, наше счастье прочим не чета,
И что с того, что липнет нищета
К обиженным зевотою гортаням —
Зато когда придется умирать,
Мы не расплачемся и рук марать
Об эту жизнь печальную не станем!

Что пользы в печали вещей,
Не век же нам куковать?
Рождения смысл зловещий
Птенцу не раскуковать.

Живешь, будто в первый раз, но
Опять сгораешь дотла.
И мудрость твоя напрасна,
Напрасны твои дела.

Ты будешь всю жизнь трудиться,
До смертного вплоть одра.
Ты будешь собой гордиться
И грудою серебра.

И девушек белокудрых
Ласкать, лезть на небо вброд.
Все зря: и глупых, и мудрых
Смерть возьмет в оборот.

Печаль твое сердце сгложет.
Почернеет в реке вода —
Кривое прямым не сможет
Сделаться никогда.

Что девушка, что старуха,
Что роскошь, что нищета —
Все это томленье духа
И прочая суета.

Слепа человечья стая,
И Бог лишь один глазаст.
Шестьсот шестьдесят шестая
Страница. Экклезиаст.

Есть музыка небесных сфер.
А есть – небесных вод.
Ковчег из дерева гофер
Отчаянно плывет,
Чтоб оказаться в тишине,
Вернуться к жизни чтоб, —
А остальное все на дне.
На то он и потоп.
И Ною, знаешь, не в укор
Удариться в бега.
Ведь только на вершинах гор
Снега, снега, снега.
А остальное все в воде —
Стада и города.
Вода всегда, вода везде,
Кругом одна вода.
И Сим, и Хам, и Иафет,
Не покладая рук,
Наводят нежный марафет
В ковчеге, чтобы вдруг
Не стать заложниками зла.
Дерьмом не зарасти —
А рев скота, как шум весла!
Прости, Господь, прости!
И Бог услышал этот стон,
И, чтоб не оплошать,
Сказал, сердясь, что больше он
Не будет поражать
Потопом это существо —
Там пропадут и львы! —
И, дескать, все грехи его
От юности, увы.

И он постановил завет,
Чтоб радуга плыла
В гремучем облаке, чтоб свет
Сиял и грел тела
Тех, кто прожил во тьме потом,
Был опален огнем,
Чтоб жизнь продолжилась и чтоб
Мы помнили о Нем.
Жизнь уходила за черту,
И сон был так глубок.
С масличной ветвию во рту
Вернулся голубок.
Вода сошла внезапно вспять
Сказаньям вопреки.
И начиналась жизнь опять
И прочие грехи.
А чем закончен тот полет
К бессмертью и к земле,
Расскажут, кто стрелял нас влет
В нелепой лунной мгле.

Дождик какой опять —
Шепчущий, просяной.
Спать бы теперь да спать,
И бог с ней, с этой страной!

Да нет, говорит трава,
Не верь чужим небесам.
Вот как поставят у рва,
Так станешь страною сам.

Поймешь лишь перед бедой,
Что ты с ней одних кровей.
А ров наполнен водой,
А глина полна червей.

Жить, как всякая божья тварь —
Ниже трав и превыше звезд.
И ронять не слова – словарь
На осенний сырой погост.

Жить, как роща, листвой шурша
И варясь в кипятке крутом.
Жить, короче, так, чтоб душа
Вечно помнила отчий дом.

А потом наломать бы дров
И уйти гореть на восток,
Рифмой бедною «кровь» и «кров»
Прикрывая пустой восторг.

Есть щербет и курить кальян,
Пить вино, целовать княжну,
Вспоминать родимых полян
Васильковую тишину.

Чтоб однажды на шкуре льва,
Прикорнувшего в конуре,
Прочитать другие слова —
Те, которых нет в словаре.

У меня еще будет время поплакаться на
Жизнь, которая не сложилась, увы, и не
Стала кубиком Рубика, и глупо выть на луну,
Которая разрезается Богом с улыбкою, но
Ни единой дольки в рот не положишь, ни,
Повторяю, единой – словом, сплошное «ню».

А если б ты знала, где слаще всего луна —
Ну да, на песчаном волжском державном дне,
Где белые осетры накалываются на блесну,
А русалки угрюмые красное пьют вино,
Где боготворят золотую рыбку одну,
С которой и я был бы счастлив.
Но повременю.

Ворон бредет, опустив крыла, по песку,
Волк пытается дегтем намазать ворота.
Грех нам, Господи, жаловаться на тоску,
Которой ни удержу нету, ни укорота.

Ворон бредет, а волк мою боль пасет,
И счастье страшным и нищим огнем пылает.
Ворон-то ладно – ему еще повезет,
А серого в яблоках любая собака облает.

Боль и любовь – это, знаешь, у нас в крови,
Лжа и печаль – на дне пустого колодца.
Только не надо о нежности, о любви,
Ворон и волк – лишь это тебе остается.

Незаметно холодает,
На ресницах снег не тает,
Впору шубу надевать.
Полночь падает отвесно,
В человечьей шкуре тесно,
Да куда ж ее девать!

К прежней жизни не вернуться,
Голубком не обернуться
И травой не прорасти —
Громыхая временами,
Ангелы стоят над нами
С тихой вечностью в горсти.

Ангелы стоят живые,
Словно псы сторожевые,
Все мрачней день ото дня,
И особенно ночами
Блещут грозными очами
На тебя и на меня.

Взять бы, что ли, да напиться
Из козлиного копытца,
И неважно, что потом —
Голубятня с голубями,
Или пойло с отрубями,
Или черви с жадным ртом.

Лишь бы ты не взбеленилась
И, как девка, не пленилась
Пошлой выдумкой пустой.
Лишь бы смерть не обманула,
Лишь бы жизнь не громыхнула,
Будто выстрел холостой.

Чужими заручившись временами
И волю дав обидчивым перстам,
Ликует чернь святая, а за нами
Любовь и голод ходят по пятам.

Так было, есть и будет, и не надо,
Родная, думать, что там за стеной —
Русалки смех в бутылке лимонада
Иль гномик злой в коробке жестяной.

Пусть будет мир хоть натрое расколот,
Пусть будет злом и похотью палим,
Мы утолим и скорбь свою, и голод,
И смерть – одну любовь не утолим.

Валькирии полет, а то полет стрижа,
И режет тонкий лед тяжелая баржа.

Над нею облака, и небосвод – высок,
И ноги бурлака вонзаются в песок.