Дмитрий Волгин - Авторы XXI века. Январь 2020

Замирает любовь
в охладелых сердцах,
У последних лучей
мы тепла ещё просим,
Но тяжёлая сталь
навсегда в облаках —
Проклятая осень!
Проклятая осень!

Ветер листья срывает
с оголённых ветвей,
А затем, покружив,
в никуда их уносит,
Потеряв позолоту
под свет фонарей —
Проклятая осень!
Проклятая осень!

Давно уже всё
потеряло свой смысл,
А стрелки часов
указали на восемь,
Стучит в голове
лишь одна только мысль —
Проклятая осень!
Проклятая осень!

Улетайте, мои арлекины,
Оставьте меня в тишине,
Заберите фантазий картины,
Что видал в дионисовом сне,

Заберите воздушные замки,
Их утопий магический блеск,
Унесите проклятые маски —
Унесите подальше всё в лес!

Заберите с души моей тяжесть,
Звон цепей и томленье оков,
Заберите с собою и радость
От когда-то оброненных слов…

Отпустите же душу на волю!
Распахните дверь в чёрный подвал
И позвольте терзаньям и боли
Белым танцем открыть этот бал.

Пусть кружатся на мраморе белом
И хохочет раскатистый звон,
И в лице моём пепельно-белом
Вновь прочтётся безмолвный мой стон…

Отпустите меня, арлекины!
Всё немного сложней, чем ситком.
И не нужно искать здесь причины —
Жизнь уже не окажется сном.

Я взяла и перестелила.
Споткнулась о два покрывала.
Я, может, немножечко злилась.
Но этим ничуть не страдала.

Возможно, забыла и сдалась.
Возможно, я стала сильнее.
С тобой и с другими сражалась.
Не знаю, что было больнее.

Я просто завесила шторы.
Другие не могут увидеть.
Твои постоянные ссоры
До язвы способны обидеть.

Я просто взяла и сложила.
Споткнулась о два покрывала.
Я просто тебя не винила.
Тебя почему-то мне мало.

Скажите, я попала в ад?..
Что за урод во мне сидит?
Он режет тело наугад
И в уши бешено кричит.

Кто горло сверлит как стену
И кости рубит топором?
Не надоело ли ему
Меня палить своим огнём?

Зачем же грудь катком сжимать,
Чтоб не поднять было руки
И беспощадно нажимать
На разожжённые виски?

Кто шею тяпкою дерёт,
Вливая жгучий страшный яд?
Ногами кто-то меня бьёт
Из-за пустых болючих страт?

Зачем он ночью на кровать
Мне выливает кипяток?
Неужто чтобы наказать
За тот истерзанный глоток?

И через дикий горла крик
Я понимаю невпопад:
Это не мой безумный сдвиг —
Я просто не попала в ад.

Где ползают люди вшами
В огнях обнажённых ночей
И смотрят слепыми глазами
На страх утомлённых дней.

Где сердце лукаво душит
Разбитой надежды крест,
А мысли биеньем глушит,
И горестно их же ест.

Где нету и тени улыбок
В попытках пойти на смерть,
Солёная тяжба ошибок
Буравит промокшую твердь.

Где только тоскую дышит
Болота безжизненный путь,
И крик (но никто не слышит)
Осколками режет грудь.

Где боль растоптала ветер,
Ночами мешает спать…
Я здесь, на больной планете,
Хочу навсегда замолчать.

Я не вижу, как тают снега,
Распадаясь на камни и воду,
Как по лужам ступает нога
В столь плаксиво больную погоду.

Мне не видно рассветных лучей
Из-за массы густых облаков,
В лабиринтах бездомных ночей
Я тону под нашествием слов.

Я не вижу, как ветер стучит
Распалёнными каплями дня,
Только слышу, как глухо кричит
Он созвучьем кривого огня.

Мне не видно дорожных путей,
Чешуёй загоревших зимой.
Полосою незваных затей
Льются думы больною порой…

Листья съёжились гармошкой.
Или юбкой-галифе.
Я конфеткою на ножке
Пробегаю по строфе.

Листья умирают тихо…
Им и ветер невдомёк.
Во мне томится шумиха.
Её, видно, вышел срок.

Во мне что-то надломилось.
Это было в прошлый год.
Я проснулась? Или сбылось
То, что сделало намёк…

Опять вперёд, и так который день,
«Назад ни шагу!» – нам приказ привычен.
Навстречу надвигает грозно тень
Гигант стальной. Он дерзок и набычен.

Я сжал в кулак нагрудный медальон,
Который подарила в детстве мама.
Вперёд идёт бесстрашный батальон
Гигантам навалять по первой самой.

Нырнули в башню: танк – броня и склеп.
Прицел у пушки навели яснее…
От выстрелов, от дыма я ослеп,
Надежды выжить нет – и Бог бы с нею.

Врага успеть хотя бы одного
Отправить с поля боя в ад кромешный.
И более не нужно ничего.
Вперёд, пацан, – шепчу себе, – не мешкай!

Мой танк сплошным обстрелом опалён,
Прорезан корпус бронебойной пулей,
Но не один я – целый батальон
Жужжит на взводе, как пчелиный улей.

Готовые сражаться до конца,
Плечом к плечу мы бьёмся. Вместе. Рядом.
Броню, что покрывает нам сердца,
Кумулятивным не пробить снарядом.

Хоть горизонта вражеской гряды
Не видим, а вокруг – своих останки,
Как прежде, мы решительны, тверды.
Стальные – это мы, друзья! Не танки.

Когда пробьёт наш общий смертный час,
Когда дотлеет общей жизни кромка,
Зароют всех в одной могиле нас,
Одну на всех напишут похоронку…

Наш голос над погостом прорастёт
И прошумит берёзой или клёном,
И ни одна метель не заметёт
Земли, спасённой нашим батальоном.

Я Богу ничего не обещаю:
Ни «больше не грешить», ни «лучше стать».
Я ближнего частенько не прощаю,
Хотя сама ему порой под стать.

Я очень редко каюсь, причащаюсь,
Работать забываю над душой.
И даже когда к Богу обращаюсь,
То совершаю «подвиг» небольшой:

Молю уладить все мои проблемы,
Прошу о злободневной ерунде.
Порой, не видя сути за эмблемой,
Я силы трачу в суетном труде.

Подвижники – они совсем другие,
Аскеты, заслужившие вход в Рай.
А мы, набив «тряпьём» мешки тугие,
Всё больше копим, копим через край.

И вот казалось, что заблудший путник,
Дойдя до врат в Божественный чертог,
Ступить захочет внутрь, отринув путы,
Но Глас услышит: «Задержись чуток».