Array Антология - Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

И струны звенят, горюя.
Струны двух сердец,
Кто ты, забытая? С кем говорю
Под небом гордых Венеций.

Под небом тихих Венеций
Гудит черный конец.
Кому ж я скорбь мою дарю,
Забытая, со мной горюющая.

Над мягкими водами плеск раздается,
И слышится смеха кристалл,
В мерцании ночи ракета несется,
Искрясь приглашает на бал,
На бал челнострельный цветистых огней,
Пылающих блеском бенгала,
На праздник лучистых и знойных очей,
Влекущих под звоном бокала.

Вот вспыхнули искры
Челнов разукрашенных,
Стремительно пущенных вдаль,
И кажется близкой
Немного подкрашенных
Оков лицевая эмаль.
Бесшумно скользим мы
Над озером бархатным,
Внимая стихии своей.
Мы оба любимы,
Мерещится крохотным
Весь мир нам в покрове ночей.
Осоки купава
Тихонько колышется,
Звенит соловьиная трель.
Там – ждет меня слава,
А здесь – уже слышится,
Горя страстью новой, свирель.
И парк, стариною
Глубокой обвеянный,
Молчаньем своим говорит.
Волна за волною
Камыш залелеянный
Колеблет и радость творит.
С тобою все цветно
В тиши огнедышащей
Под звуками дальнего бала,
И сладко, приветно,
В глазах полумыслящих
Читать бледнолучность опала.
Оркестры играют
В зигзагах заглушенных,
Встает, разливаясь, луна,
И медленно тают
На кудрях раздушенных
Любви поцелуи и сна.

Над мягкими водами плеск раздается,
И слышится смеха кристалл,
В мерцании ночи ракета несется,
Искрясь приглашает на бал,
На бал челнострельный цветистых огней,
Пылающих блеском бенгала,
На праздник лучистых и знойных очей,
Влекущих под звоном бокала.

Играйте, милый друг! Пусть звуки баркароллы
Перенесут меня в ту светлую страну,
Где смуглый гондольер с кормы своей гондолы
Купает грань весла в заснувшую волну.

И от весла его, как лента огневая,
Бежит, воспламенясь, канала полоса,
И зноем дышит ночь, истому навевая
На эти берега, на эти небеса…

Полна соблазнов ночь! Как страстная гитана,
Раскинулась она над морем и землей,
Смущая грешный мир сквозь пелену тумана
Пленительной своей, бесстыдной красотой…

И на призыв ее к любви свободной, к счастью
С гондолы льется песнь под звуки мандолин.
Та песня рождена безумной южной страстью
Венецианских дев, ласкающих мужчин…

Я слышу лепет их беспечный и веселый,
Я слышу плеск волны и весел мерный стук…
Играйте, милый друг! Пусть звуки баркароллы
Перенесут меня в страну любви – на юг!

I.
В стенах прохладной Базилики
С гербами рода на щите,
Как прежде недвижим, великий
Один, на бронзовой плите…
И, не пронзая взором арки,
Он не увидит в облаках,
Над куполом святого Марка,
Борьбы невиданной в веках…
Века он стережет гробницу,
Недвижен мантии узор,
И металлическую птицу
Во мгле не различает взор.
И грохот пушек арсенала
Не нарушает сон эпох, —
Он не расслышит у канала
Орудия тяжелый вздох;
Он в небе не увидит боя…
Еще намеченный удар —
И в волны тихого прибоя
Воздушный падает корсар…
Но чуждый бою за каналом
Креста не двинет он рукой,
И над усопшим кардиналом
Недвижен мертвенный покой…

II.
Вы, сочетавшие в сердце
Хитрость, отвагу и пыл, —
Я постучался у дверцы
Ваших гранитных могил…
В склепы купца и вельможи
Пусть возвращаются сны, —
Слышите, мертвые дожи,
Трубы великой войны?..
Воин, епископ и герцог…
Вспыхнуло пламя зарниц, —
Внуки стучатся у дверцы
Ваших гранитных гробниц…

Вуаль от бешеных москитов,
Улыбка, утомленный рот,
О, милая… Любовь не скрыта,
И сколько юношей убито
У ваших бронзовых ворот…

Лепные окна над каналом,
К воде склоненные столбы,
Как грустно вам с лицом усталым
Бродить по опустевшим залам
И слушать оклики судьбы…

Уже витрины антикваров
Грустят по книгам и гербам
И вечер заревом пожаров
От фонарей кафе и баров
Нисходит к бронзовым гробам…

О, как тих монастырь,
Как спокойна широкая паперть!
Заросший зеленый пустырь,
А она бела, как скатерть.

И монахини к ранней обедне
Как темные на ней, четкие четки;
И одна всегда идет последней
И медлит, медлит у чугунной решетки.

Подошла; прильнула; застыла.
Или все томит неутомный грех?
Или ничего сестра еще не забыла?
Или просто она моложе всех?

Кто знает! Разве лишь ты, одинокая келья,
Ты, молчаливый и ветхий псалтырь!
Отзвенело земное веселье,
Звонит – монастырь.

Картины, полки, книги, книги…
И всюду запечатлены
Событья, лица, даты, миги:
Миниатюры старины.

Но вот на волнах корректуры —
И золот и закатно-ал
(С улыбкою глядят авгуры!)
Блеснул Венеции бокал.

Он прост и ясен, и прозрачен,
Ко влаге жаден, влагой щедр,
И вязью кружевной охвачен,
Как пеною вскипевших недр.

Недаром днем и ночью каждой
Здесь выплывают кружева:
Знать в утоленье страстной жажды —
Вот старина: как сон жива!

И вéка вдруг – как не бывало,
Все живо явью давних дней:
В лучах заветного бокала
Как стало все видней, родней!

Любовь, поэзия и слава —
Не тень ли Пушкина меж нас?
И голос дрогнул у Мстислава,
И ночи плыл безмолвный час…

Душа забвения искала —
И сжала трепетно рука
Венецианского бокала
Чуть отпотевшие бока.

Ни дни, ни часы, а столетья
В разлуке дотла сгорев…
И вот наконец Венеция,
Дворцы и Крылатый лев.

Стеклянные воды канала,
Голубизна голубей.
Ты плакала: – «Мне этого мало.
Убей меня лучше. Убей!..»

Казалось, что даже и смертью
Ничем уж тебе не помочь.
Не в первую, нет, а в третью
Венецианскую ночь…

– Послушай, поедем в Венецию!..

1. Воспоминание о первом утре