Array Антология - Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

Но твоим неодолимым чарам
Уступает жадная волна…
О любимица богов! недаром
Именем Венеры названа.

С новым не померишься Аттилой,
Дряхлая Владычица морей.
Старишься над влажною могилой
В приглушенном блеске фонарей.

Нежишься на солнечном просторе,
Плещешься средь радужных зыбей,
Раковина розовая моря,
Город самых мирных голубей.

II.
Когда в голубое лоно
Тебе велят погрузиться
И рухнут твои колонны
И стены морской столицы, —

Вернешься в родные глуби
Ты в кружеве легкой пены.
Но тот, кто навек полюбит,
Капризом зовет измены.

И в час золотой отлива,
Сияя красою прежней,
Ты царствуешь горделиво
У низкого побережья.

Быть может, не ты – другая
Ступает по глади водной,
Бестрепетная, нагая
В зеркальности первородной,

Чтоб снова на камне голом
Сушить золотые пряди,
Вступить в хоровод веселый,
Как подобает наяде.

А если ты жгла меня
И тешиться мной хотела,
Копытом стучу коня
В тяжелую тину тела.

Взвевайся и развевай,
Как по морю пленный парус,
Меж балок и синих свай
Мерцающую Тамару.

Так – рея на высоте,
Не в тусклом чернильном блеске,
Лишь ангел слететь хотел
Ко мне с венцианской фрески.

Италия – мой первый выезд с братом
И очертания Швейцарских снежных гор,
И в этом мире, ярком и богатом,
Искал найти ответ мой жадный юный взор…
Милан, Венеция, заснувшие дворцы,
Моста причудливая арка,
Каналы тихие и храм святого Марка —
Завесы вечности приподнял я концы.

Всплёски.
Пересекающиеся весла.
В каждой волне —
Губы хохочущего солнца.
Кадр за кадром —
Прямо ко мне!
Плещутся, бьются краски.
В той волне – мазки черепиц.
Эта – лазурь неба в клочья рвет запросто,
А эта – поникшее дерево
Топит, повергнув ниц.
Вьются угрями верткими
В воде столбов отражения,
Расклеванные гондолами
Под стенами замшелыми.
Гондола черным лебедем
Летит послушно.
Подбросит веер влажный
У самой суши.
Подставят гондольеры
Любезно руки —
И выползут на берег
Богатые старухи.
Пойдут, сутулясь важно,
К святому Марку,
Струится ветер влажный
Светло и ярко.
Трепещут низко голуби,
Как блестки в волнах.
Все словно рукоплещет
Легко и вольно.
А где венецианцы?
Как им работается?
Туристы-иностранцы,
Узнать вам хочется?
Плывите на Мурано!
В цеху старинном,
Под отсветом багряным
И с трубкой длинной
Над месивом расплавленным
Стоят, колдуют,
В стекло живую душу
Из трубки вдуют.
В затейливой оправе
Пурпурный кубок,
Под масками лукавыми
Изгибы губок.
Но стенки легких сделаны
Не из волшебной ткани.
Уходят раньше времени
Из жизни парни.
Пойдите к кружевницам!
Старинный промысел.
Весь инструмент: иголочка, рука и домысел,
Творит рука-волшебница
Извивы пенные.
Сплетают кружевницы
Узор отменный.
Пять лет четыре девушки,
Потупив взоры,
Для драгоценной скатерти
Плетут узоры.
В игре тончайшей пены
Русалок танцы.
Вот так они работают – венецианцы!

Моя Маделена, с тобой обвенчаться
Мы в храме не можем, нам надо из плена
Отчизны жестокой далеко умчаться
В широкое море, моя Маделена!

Моя Маделена, в канале зеркальном
На глади недвижной гондола готова,
Скорее, скорее в наряде венчальном
Сойди по ступенькам палаццо родного.

Гондолу качнуло, мелькнуло виденье,
Княжна гондольеру в объятья упала.
Уста повстречались в немом упоеньи.
Гондола скользила по глади канала…

И синие волны, и ветер прибрежный
Всю ночь доносили до места их встречи
Под звуки лобзанья и шепот их нежный
Безумную песню: «Моя Маделена».

Наутро на берег, где дети плескались,
Пригнала два трупа сребристая пена…
Объятья сливались, уста прикасались
И словно шептали: «Моя Маделена!»

Ты плыви, моя гондола,
Ночью лунною вперед,
Раздавайся, баркарола,
Далеко по лону вод.

В золотом палаццо дожей,
При звездах и при луне,
Та, кто мне всего дороже,
Будет грезить обо мне.

Ты плыви, моя гондола,
Ночью лунною вперед,
Раздавайся, баркарола,
Далеко по лону вод.

Об условном помня часе
И обет любви храня,
На порфировой террасе
Будет ждать она меня!

Ты плыви, моя гондола,
Ночью лунною вперед,
Раздавайся, баркарола,
Далеко по лону вод!

Спят отец и мать, и братья,
Нелюбимый мертв жених,
Для меня ее объятья,
Скоро, скоро буду в них.

Ты плыви, моя гондола,
Ночью лунною вперед,
Раздавайся, баркарола,
Далеко по лону вод!

К тебе, в минувшее, к иной, чудесной доле,
душа моя плывет в зазубристой гондоле;
осталось горе за кормой.
Я рад, что до конца молчали мы упрямо,
что в пышный, страшный сад не вышли мы из храма
любви глубокой и немой:
на каменных устах прекрасного былого
улыбкою горит несказанное слово,
невоплощенная мечта, —
как световой двойник стоцветной, вечной зыби,
дрожащий, над водой, на внутреннем изгибе
венецианского моста…

Лагуна спит, ночь дышит томной лаской,
Приди ко мне, тебя лагуна ждет,
Плывем туда, где мраморною сказкой
Сан-Джорджио встает, встает из сонных вод.

На мрамор ступеней с тобой мы сядем рядом,
Твой нежный гибкий стан рукой я обовью,
Букет из тубероз пусть дышит сладким ядом,
И где-то стон гитар поет любовь мою.

Мы призраки… Мы бред прекрасной ночи,
Серебряный туман, что над водой дрожит,
Увидеть могут нас влюбленных только очи,
И то в волшебный час, когда лагуна спит.

Плывя по каналам молчащих Венеций,
Любовью забытой горю.
И в небо всплывает кровавый венец.
И воды звенят, горюя.