Array Антология - Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

Рада гондола, покинув каналов сырых паутину,
Где обрамляют дворцы затхлую зелень воды.
Синюю влагу лагуны колеблет ласкающий ветер,
Спутал на собственный вкус волосы на голове.
– Дай мне весло, гондольер, я в море направлю гондолу!
Выдержит черный твой челн волн озорную игру?
Но гондольер не ответил, он смотрит на Санта-Микеле:
Остров-кладбище собой к морю нам путь преградил;
Странный, как вымысел Беклина, как очарованный замок,
Каменной красной стеной смотрит сурово на нас.
– Кто там? Живые? Назад! окликают меня кипарисы,
К небу, как пики, подняв конусы темных вершин.
Но неприступное – пусть даже в смерти – влечет человека.
Я бы хотел умереть, чтобы проникнуть туда.
Я бы хотел умереть недалеко от паперти Фрари,
Чтоб отпевали меня там, где лежит Тициан,
Чтобы священник над трупом долго читал по-латыни,
Плакали чтоб под орган статуи грустных мадонн,
Чтоб по каналам везли меня, чтоб гондольер беззаботный
На поворотах кричал грустно-протяжное «Ой»,
Чтобы следы сладковатого тленья от пышного гроба
Ветер морской разогнал, синей лагуной скользя,
Чтобы причалить нарядной гондолой у острова мертвых,
В крепость попасть наконец, от любопытства дрожа,
И у корней кипариса, в болотистой вязкой могиле,
В важном торжественном сне жизни иной ожидать.

Венеция влечет твои взоры,
И Флоренция, и синий Рим. —
Русские любишь просторы,

Закатные янтари.
Где тихий Блок в своей келье
Озаримые поет слова —

Ах, там зачарованные ели,
И с ними поет синева.
Их станет двое в незримом саду:

Один мыслитель, другой – поэт.
Оттого тебе я несу звезду,
Оттого ты мною воспет.

Привет твоей священной седине,
Венеция, любимица столетий,
Грустящая в вечерней тишине!

Владычица морей, в чьем гордом свете
Горела страсть средь синих волн морских,
Где цвел народ твой, радостный, как дети, —

Тебе восторг, тебе мой бедный стих,
Тебе мое раздумье и отрада,
Венеция, усопшая в живых!

Не в полночь ли сильнее запах сада?
И не в тоске ли память о тебе
В душе звучит, как старая баллада, —

О, верная таинственной судьбе,
Прекрасный лик свой, женственный и юный,
Хранившая в невзгодах и борьбе!

Звенят, звенят немолкнущие струны
Твоих певцов и славят жизнь твою,
Бурливую, как гневные буруны!

Отчаливай же быструю ладью,
Ладью поэтов, Светлая – с тобою
И я дерзну и вслед им запою.

С твоею одинокою судьбою
Отныне сплетена моя судьба,
Как верный плющ сплетается с листвою!

Не отвергай влюбленного раба —
О, Госпожа, грустящая в лагунах,
В домах, в дворцах, у Львиного Столба,

И в старости юнейшая из юных,
Венеция, почившая средь вод,
Как древний сфинкс, заснувший в мертвых дюнах!

Но светел сон твой, ясен небосвод,
Ясна печаль, безгневен лик усталый,
И плавно над тобою свой полет

Свершает Время. Тихо спят каналы,
Беззвучны всплески гондол в тишине,
Бездумны дни и пышно грезят залы

Твоих дворцов. И в солнечном огне,
Блестя над Марком, так же дремлют кони,
Как бронзовый на бронзовом коне

Хранит молчанье старый Каллеони!
О, город запустения и снов,
Когда-то смелый в гневе и в законе!

О, город душ, поэтов и певцов,
Чья грусть – чиста, раздумие – напевно,
Венеция, мечта иных миров,

Венеция, заснувшая царевна!

Покинутая смуглянка,
Благословенно имя твое!
Она была итальянка,
И звали Франческой ее.

Проносились годы, как птицы,
И пели колокола.
На тихом канале Альбрицци
Она жила и цвела.

Ты, солнце в славе и блеске,
Украситель, зиждитель дней,
Сравнишься ль с глазами Франчески,
Смелой Франчески моей?

Как радовался я, влюбленный,
Как глаза ее целовал!
Помню нежно-зеленый
Полусонный канал…

Помню, как гордо-покорно,
С розой в смуглой руке,
Приезжала в гóндоле черной
Франческа в черном платке…

Франческа, пусть знают люди!
Франческа, чудесный цветок!
Не твои ли нежные груди
Целовал я, сбросив платок?

И не твой ли отец затаенно
Смотрел на наше окно
На Calle della Madonna,
Где нам было так пряно-грешно?

О, бросившая смело и дерзко
В сердце храбрых свое копье,
Одалиска, безумка, Франческа, —
Благословенно имя твое!

Прощай, Венеция! Твой Ангел блещет ярко
На башне городской, и отдаленный звон
Колоколов Святого Марка
Несется по воде, как чей-то тихий стон.

Люблю твой золотой, твой мраморный собор,
На сон, на волшебство, на вымысел похожий,
Народной площади величье и простор
И сумрак галерей в палаццо древних Дожей,
Каналы узкие под арками мостов
И ночью в улице порою звук несмелый
Ускоренных шагов;
Люблю я мрамор почернелый
Твоих покинутых дворцов,
Мадонны образок с лампадой одинокой
Над сваями, в немых лагунах Маломокко,
Где легче воздуха – прозрачная вода:
Она живет, горит, и дышит, и синеет,
И, словно птица, в ней гондола, без следа,
Без звука, – черная, таинственная реет.

Венеция, Пьяцца Сан Марко,
Хаос бушующих вод…
Вслед за босою весталкой —
Иду я по площади вброд.
Кто она? Беатриче, маркиза —
В красном плаще до колена,
А может, сама «Мона Лиза» —
Пришла из французского плена.
Вода прибывает… О Боже —
Веди нас, весталка, быстрей…
Пред нами судилище Дожей,
Тюрьма и спасение в ней.
На башне пробили куранты,
И чайки охрипли от клича…
Слышу – тоскующий Данте —
Снова зовет Беатриче.

I.
По Пьяцетте бродят эфиопы.
Потускнел лагуны изумруд…

Все ограды мнимые Европы
Беспокойных демонов приют.

Черным лебедем скользит гондола.
Низкое с решеткою окно.
Чудится предательство, крамола…
Все, что в тех стенах погребено,

Плесневеет цветом ядовитым,
Точит и незыблемый гранит,
Прячется под мраморные плиты
И зловонным пламенем горит.