Array Антология - Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

Я так люблю тебя, Венеции хрусталь,
Слегка подернутый отливами опала,
Прозрачно-дымчатый, расплывчатый, как даль,
Крапленный золотом, как лезвие кинжала.

Как отблеск жемчуга меж отблесков корала,
Слезой дрожит в тебе неясная печаль;
И как на одалиск, что заперты в сераль,
Из кружев на тебя одето покрывало.

Неясный идеал, и радужные грезы,
И золотые сны, и радость юных сил
В стекле расплавленном художник растворил.

И в искрометный сплав, блестя, скатились слезы —
Отвергнутой любви безмолвная печаль…
Душа художника живет в тебе, хрусталь.

Гра-стройнофиня вы не смели
Дууша со специей
И с вами муж
Плы-сонно-лыли вы в гондо-ночелле
В ка-глубоналах Веневодеции
А меж квиритом и вашим обликом
Вы уже уже
Там там вы-трестрелы
Заря и тьма
Тогда пиччикато оркестрово
Нежилая тюрьма
Сосе-милодка объясняала ж вам
К такому-то часу
Гри-сфинксо-масы.

Венеция! Все красочно и ярко,
И все величьем прошлого живет;
На площади собор святого Марка
И целый день толпа людей снует.

Мозаика, и роспись, и иконы —
Все сохранилось здесь до наших дней.
Их древних храмов взятые колонны,
И группа чудных, бронзовых коней.

А ближе к морю, здесь, Палаццо
Дожей —
Как необычен нам его фасад,
И на дворцы другие не похожи,
Построенный так много лет назад:

Какие залы, потолки, картины,
Идешь, идешь и нету им конца —
И оживают прошлого картины
Величия прекрасного дворца.

Под арками – базар венецианский:
Стеклянные изделья, красота!
И два оркестра, тут же, итальянских,
И публики несметной пестрота…

Приятно здесь, за чашкой капучино
Часок, другой, спокойно посидеть,
Не чувствуя толпы снующей мимо,
Под музыку в былое улететь…

А голуби? О них-то я забыла!
Они летают всюду и везде
И забавляют публику, и мило
Воркуют по карнизам в высоте.

Вот колокольня старая с часами,
А вот другая – с этой вышины
Лазурные лагуны с островами
При заходящем солнышке видны.

Шумит мотор, вокруг волнует воду
И к пристани подходит пароход.
Моторные вошли здесь лодки в моду
И по каналам возят здесь народ.

Но все же есть, конечно, и гондолы,
И над каналом ночью, в поздний час
Несутся к звездам звуки баркароллы —
И восхищают, и волнуют нас…

Легкая песня звенит над лагуною
Между водой и луной.
Вьется, как ласточка, песня веселая,
Машет крылом надо мной.
Стройно гондолу, послушную, легкую,
Гонит он длинным веслом;
Струйка за нею. Так гладь темно-синюю
Ласточка режет крылом.
Мимо дворцов он направо, до площади
С песней веселой скользил.
Колокол Марка под бронзовым молотом
Полночь в то время звонил.
Быстро гондола из глаз моих спряталась
В узкий и темный канал.
Голос еще веселей, беззаботнее
Между камней зазвучал.
Слушал я песню. За легкой гондолою
Быстрою мыслью следил.
Колокол Марка под бронзовым молотом
Все еще полночь звонил.
Чутко ловил я сквозь песню веселую
Мерные всплески весла.
Вот уж, должно быть, гондола спокойная
Мимо дворца проплыла.
Справа тюрьма, а вверху перекинулся
Каменный крытый проход;
Грузно висит он над гладью бесстрастною
Кровью пропитанных вод.
Песня несется волной беззаботною
Пошлых желаний и грез…
Что же не смолкла ты, песня бесстыдная,
В месте страданий и слез?
Ты пронеслась жизнерадостной птицею
Между проклятых камней.
В этих камнях плачет злоба предсмертная:
Ты не поплакала с ней.
Здесь раздирали тела беззащитные,
Здесь, в этой черной тюрьме.
Здесь, без надежды на тень сострадания,
Люди кричали во тьме.
Здесь из людей вырывали признания,
Чтобы вести во дворец;
Там получали страдальцы бессчетные
Вести про скорый конец.
Снова вели их в тюрьму безысходную,
В стены, где муки и тьма.
С дивным дворцом, где весь мрамор как кружево,
Связана мостом тюрьма.
Это дорога несчастных. От времени
Кровь с этих стен не сошла;
В трещинах стен доживают чудовища
Прошлого гордого зла.
Память прошедшему! Песня веселая
Гасла в дали голубой,
Гасла, как дни, что с слепою покорностью
Тихо идут за судьбой.

Площадь спит, пустая, темная,
Вся из камня и огромная.
Ни огней, ни голосов;
Сторожат ее семь львов.
Первый лев, крылатый медный,
На столбе перед дворцом.
И, играя, отблеск бледный,
Лунный блеск лежит на нем.
С двухэтажной колоннадою
Для республики оградою,
Чтоб, господствуя, служил,
Тот дворец построен был.
Но со всей своею славою
Он страницею кровавою
В книгу жизни занесен,
В том обширный, всем богатый.
Справа лев второй, крылатый,
Весь в раздумье погружен,
Над собором дремлет он.
Третий смотрит за часами,
Что с луной и со звездами
В башню вделаны под ним.
Он спокойствием своим
Всем, и бедным и богатым,
И товарищам крылатым
Говорит, что все пройдет,
Говорит, что смерть не ждет.
Лев четвертый с пятым рядом
На камнях своих лежат,
Вход на площадь сторожат
И глядят унылым взглядом.
Лев шестой и лев седьмой,
Мрамор белый и немой,
Опираясь на скрижали,
Взор теряя в смутной дали,
Львы крылатые стоят,
Со стены дворца глядят
Взглядом строгим, взглядом властным,
И покойным и бесстрастным.
Ни огней, ни голосов.
Вся из камня и огромная,
Площадь спит пустая, темная.
Сторожат ее семь львов.

Далеко во мгле потонули огни.
Беззвучно гондола скользит. Мы – одни…
Не шепчутся волны… простор… тишина…
И кротко нам светит луна.

Но, словно в тоске, ты припала к плечу,
И взор твой как будто погас… Я молчу…
Я чую, в моей твоя стынет рука,
А в сердце рыдает тоска!

Как будто бы сердце устало для грез,
Как будто их день отшумевший унес,
Как будто бы юного счастия дни
Погасли, как в море огни…

А ночь так ясна!.. – Гондольер молодой,
Ты песню, веселую песню нам спой! —
«Извольте, синьор, я готов, и спою
Вам лучшую песню свою!»

Не шепчутся волны, дробясь серебром,
И песня звучит в полумраке ночном
Так чисто, так ясно, как будто она
Ночной тишиной рождена.

Поет гондольер о далеком былом,
О славных победах над грозным врагом,
О пышных пирах средь покорных зыбей
Роскошной царицы морей.