Array Антология - Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

Спокойно шли века… И Марка лев крылатый,
На книгу наступив, к мечтам надменно звал…
Корабль морских бродяг в лагуну приплывал,
И грабили дворцы веселые пираты.

По зыби алых вод тяжелые гондолы
Скользили, торопясь. Смолкал напев веселый
Влюбленных рыцарей и уличных певцов.

Вставало зарево в густеющем тумане,
И доносился стон из дымных окон зданий,
И принимал канал остывших мертвецов.

Тихая песнь несется с гондолы,
светлая в небе сияет луна,
тихо – кругом… лишь волна плещет робко,
нежно гондолу качает она…
Думы несутся одна за другою,
но на душе нет печали, тревог:
чудная ночь успокоила сердце, —
нежный ласкает лицо ветерок.
Звезды на небе блистают, играют —
вдруг оборвется одна, упадет,
с неба высокого, темного неба
в море глубокое быстро уйдет.
Вот проплывает другая гондола.
Слышатся тихие звуки на ней:
чудную кто-то поет серенаду,
– звуки все льются нежней…
Ночь безмятежная! ночь восхищенья!
сколько в тебе красоты,
сколько покоя в тебе, упоенья!
Ты – создана для мечты!

Синь небес… Лучи восхода,
Клики праздного народа…
И цветы… цветы!

Сколько красок, жизни, света,
Сколько радости, привета,
Блеска красоты!

Слышны сладостные звуки —
Чьи-то трепетные руки
Струны шевелят.

Всюду говор, оживленье…
Лодки в праздничном смятенье
По морю скользят.

Под жемчужною фатою,
Вся покорная прибою
Голубых валов,

Ждет невеста, замирая,
Южным солнцем залитая,
Ждет у берегов.

Папа дожа Себастьяна
С дщерью мощной океана
Обручить решил.

Чтоб над бездною морскою
Как над верною женою
Человек царил…

Вот зачем венециане,
Горожанки, горожане
К морю собрались.

Разукрашены гондолы,
Сладкозвучные виолы
Нежно раздались.

В лодке, розами увитой,
Дож Циани именитый
С музыкой плывет.

Отпрыск царственного рода,
На глазах всего народа
Себастьян встает.

Перстень с папскою буллою
Высоко над головою
Поднимает он.

Кротко море голубое,
Притаилось не живое…
Стих виолы звон.

В знак покорности стихии
Дож алмазы дорогие
Морю отдает.

И бросает перстень в волны,
Что порою злобы полны,
Так страшат народ.

И опять виолы сладкой
Звуки слышатся украдкой
В славу красоты.

И горят лучи восхода…
Громче возгласы народа…
И цветы… цветы…

Мне снится вновь и призрачность каналов,
И тихая печаль гондол,
И дружный звон изысканных бокалов,
И убранный цветами стол.

Я помню: в спальне – старая икона,
В гостиной – бабушкин портрет.
А у раскрытого, в цветах, балкона
Знакомый стройный силуэт.

Я легкий жест руки надменной знаю,
Печаль в улыбке узнаю.
Вновь сладкие часы переживаю,
Вновь яд воспоминаний пью.

Усталым золотом лучи заката
Венчают купол и портал.
Под поцелуем алого граната
Амур влюбленный задремал.

Но в небесах, лагуной отраженных,
Являет лик мне свой любовь.
Как эхо дней забытых, отдаленных, —
Венеция мне снится вновь.

Позднею ночью, при белой луне,
Лик твой, Венеция, нравится мне.

Мрачный и ветхий каналов убор
Тайной столетий чарует мой взор.

В окна покинутых, гордых дворцов
Призраки смотрят, и слышен их зов.

И по балконам, крестам, куполам,
Звонким ступеням и сонным мостам

Тени и вздохи чуть внятно скользят,
Шепотом мне о любви говорят.

Музыка грустных и пламенных слов
С масок снимает оковы веков.

Музыке смерти мне сладко внимать.
Мертвых любовь я желаю узнать.

Много ночей напролет я не сплю.
Призраки! призраки! вас лишь люблю.

Кружится сладко голова.
Ясней пылает ум.
Идут беспечные слова
Навстречу вместо дум.
Играет искрами вино.
Звеня, пьянит бокал.
«Откроем, Арлекин, окно
На темный наш канал.
Смотрите, тишина кругом…
Как сонный страж, – луна.
Лагуна томным, лунным сном
И негою полна.
Умолкло эхо серенад,
Толпы нарядной гул.
Осенней влагой дышет сад,
В саду Амур уснул».
«– О, маска! я не Арлекин.
Я – тень забытых снов.
Из снежных голубых равнин
На твой пришел я зов».
«От вас исходит свет луча» —
В ответ раздался смех.
Коснулись две руки плеча.
И бог любви утех
В саду проснулся и стрелой
Два сердца вмиг пронзил.
Дыханьем, пламенной игрой
Он двух соединил.
Идут бессвязные слова.
В тумане алом ум.
Кружится сладко голова,
А в сердце странный шум.

Тобою я не встречен.
Сжимает сердце жуть.
Я весел был, беспечен…
Теперь пустынен путь.
Плывут ночные тени.
Летают злые сны.
Ночь, полная сомнений,
Без звезд и без луны!
Над водами лагуны
Туман повис седой.
Натянутые струны
Нарушат ли покой?
Встают и где-то тают
Старинные мосты,
И страхи замирают
Во мраке пустоты.
Гондола к дальней цели
Ни медлит, ни спешит.
О сердце, не во сне ли
Тоска меня томит?
Ответ я слышу ясный:
– Ты к пристани причаль,
Твой путь, как ночь, опасный
Сулит одну печаль.

Miracoli! с высокого дворца,
Из окон я библиотеки
Твой вижу силуэт, как тень лица,
Уснувшего, любя, навеки.
И мост, и призрачный канал,
Молитвы старых колоколен,
И ряд пустынных, сонных зал,
Где я брожу, любовью болен.
Колонны, мраморный балкон,
Молчат аккорды клавесина.
Вот маска, веер и роброн,
Часы – у черного камина.
Портреты предков и дожей,
Парчи великолепной складки,
Старинных кружев, фонарей
И люстры бронзовой остатки…
Всё это жило для любви,
Дыша канцонами и страстью.
Miracoli! в моей крови
Почти уж нет ее, к несчастью…

Последний день приходит карнавала,
Я с каждым часом становлюсь грустней,
Любовь меня к балкону приковала,
Любовь меня пытает много дней.