Андрей Земсков - Колокольное дерево. Книга стихов

Несусветная наша жизнь,
Суета, маета, работа…
Вспоминаем опять кого-то,
Лишь споткнувшись о край межи.

В сотый раз – тот же самый ход,
Не убавить и не прибавить.
Верный рыцарству Дон Кихот
Был всегда равнодушен к славе.

И – взаимно. Она к нему
Тоже нежности не питала,
Потому что ничтожно мало
Её блеска – рассеять тьму.

Нужен свет – не слепящий, нет:
Мы и так, как щенки, слепые.
Нужен тихий, спокойный свет, —
Отряхнуть от чердачной пыли

Наши души, заштопать их,
Сердцу певчему дать свободу
И, как будто живую воду,
Пить пригоршнями чистый стих.

Но часы на стене – тик-так,
Волос бел и спина сутула.
Позабытый его пиджак
Остаётся на спинке стула.

Стали светлыми небеса,
Принимая легко поэта.
В этот день было столько света,
Что слезились у всех глаза.

По ранней позёмке, по лужам
Шагает, одетый тепло,
Борис Алексеич Полушин —
Бухгалтер в трамвайном депо.

Рукой прикрывая зевоту,
Сморкаясь в линялый платок,
Торопится он на работу.
Скользит под ногами ледок.

Друг друга толкают плечами,
Штурмуя трамвайный вагон,
Его земляки-харьковчане,
Такие же с виду, как он.

И общей толкучке послушен,
Сжимает казённый билет
Борис Алексеич Полушин —
Без права на Слово поэт.

«На ты» с нелюдимой судьбою,
Он права достиг одного:
Жить в мире с людьми и с собою —
И быть не от мира сего.

Заветные строки до срока
Под спудом тяжёлым лежат.
Терниста к свободе дорога,
Непреодолима межа.

И всё же, и всё же, и всё же
Не выпита чаша до дна.
Ударит морозом по коже
Звенящая строчка одна,

Заставит рыдать и смеяться,
Зажжётся свечой на окне, —
И мысли о том, чтобы сдаться,
Сгорят в её чистом огне.

Взойдёт, говорят, что посеешь.
Захочешь свернуть – да нельзя.
Не Вам ли, Борис Алексеич,
Дарована эта стезя?

В узелок положи мне на счастье
То, что в трудной дороге поможет:
Уголёк, который не гаснет,
Ключик, ножик да медный грошик.

Помаши мне рукой в оконце, —
И пойду Простаком 4 4 Шаров Александр Израильевич (1909—1984), писатель-сказочник. Его книгу «Человек-горошина и Простак» люблю с детства. я босым
Прочь из дома – туда, где солнце
Отражается в каплях росы.

Месяц взвился в небо ятаганом,
Как его клинок остёр!
То ли светят звёзды над курганом,
То ль вдали горит костёр.

Путь наш никогда не будет близким,
Хоть вовсю гони коней
Степью – по камням, по обелискам
Да по волнам ковылей.

Думы, как сухарики в котомке,
Переломаны, черны.
Воля – а мы всё рыщем, словно волки,
Всё бежим, как от чумы.

Долго слышно, как тоскует песня,
Уплывая за курган.
Только всё грозит из поднебесья
Нашим душам ятаган.

Время всё чаще приносит печальные вести,
Не прибавляя ни песен, ни встреч, ни улыбок.
Кружку по кругу не пустишь: собравшимся вместе
Не за что выпить. И круг этот зябок и зыбок.

Выйдешь из дома за хлебом – вернёшься не скоро.
Хлеб нынче горек – а сладким он, в сущности, не был.
Выйдешь – с холма обернись и запомни свой город.
Просто запомни, что вышел ты просто за хлебом.

Нет, не бывает разлук на минуту, на вечер.
Если разлука – навечно. И даже при встрече,
Руку пожав, ощущаешь – расстались навечно,
Встретились поздно, другими, остались далече.

Время подкинет козырные новые карты.
Время обманет, но честно, – ты знал, что обманет.
Что ж ты стремился в поэты, в художники, в барды?
Все эти песни, картины растают в тумане.

Вот и стоишь ты на старой разбитой дороге,
Вот и не в силах шагнуть. Где найти эти силы?
Надо идти. Подгоняют пропетые строки,
Гонят мазки на холсте: будь уверенней, милый.

Ты же так смело писал о любви и о смерти,
Ты же всё знал о расплате за смелость такую.
Что же – иди и не бойся земной круговерти.
Время подарит тебе круговерть неземную.

Всё меньше нас на этом берегу,
Всё крепче держат нити Гулливера.
Подчинена иным понятьям вера.
Я ничего поделать не могу.

Писать и петь бессмысленно уже,
Кричать или шептать нет смысла тоже.
Дешевле стала жизнь, а смерть дороже,
И мира нет ни в мире, ни в душе.

Повремени, мой ангел, посиди
Вдвоём со мной на старой доброй кухне.
Пока над головой снаряд не ухнет,
Свети, моя коптилочка, свети.

Всё горше человеческий исход.
Во сне тревожно вздрагивают дети.
Блокадная зима на всей планете,
Стремительно стареет Новый год.

Всё меньше нас. И всё же – не грусти,
И всё же улыбнись, взмахни крылами,
Мой ангел, – ты всегда был между нами
Посредником и светом на пути.

Стикс подо льдом. А где-то в глубине
Горит свеча упавшею звездою.
Когда я стану дымом над водою,
Лишь ты, быть может, вспомнишь обо мне.

Слишком остро, конечно же,
всё это слишком остро —
Белизна снеговых широт,
синева высот.
Мы с тобой полетим
на какой-нибудь дальний остров,
Где нет сотовой связи,
где вязью пчелиных сот

Разукрашено солнце
смешнючее, в конопушках,
Где подёрнута влагой
старинных дубов кора,
Где из форта над гаванью
в полдень стреляет пушка,
А к полуночи входит в гавань
большой корабль.