Наталья Патрацкая - Бронзовые стихи. Лирика

Под ногами – тонкий лед весенний,
чуть хрустят пустоты подо льдом.
День пригожий, солнечный, елейный
ослепляет инженерный дом.

Голубой, прозрачною громадой,
он стоит спокойно над прудом.
В нем есть все, что для работы надо,
все, что достигается трудом.

Только солнце ярко и нетленно
светит нам, не ведая преград,
на работу заглянуло с ленью,
освещая девушек наряд.

За окном деревья не проснулись.
Лед и снег, и талые ручьи.
Мы тихонько к тайне прикоснулись
голубой. Где тайны чьи? Ничьи.

Снег растаял. Солнцем залиты равнины.
День прекрасный. Только грустно мне чуть-чуть.
Что такое, почему всегда ревниво
смотришь ты на мою ласковую грусть?

Утомление расплывается со снегом,
и восходит сила бодрая весной.
И зимою, и весною жизнь не бегом.
Я спокойна: снова ты идешь со мной.

Но бывает, вдруг завьюжит, заморозит
там, где снега и не ждешь давным-давно,
и в сердечко больно вколется заноза,
и из жизни получается кино.

Переливчато и звонко дрозды пели,
а сегодня что-то замерли леса,
и с небес как бы случайно пролетела
белым шариком застывшая слеза.

По туману спустилась на землю весна.
Теплой ножкой притронулась к снегу она.
Улыбнулась. И рыхло ответил ей снег.
Я тонула в сугробах их утренних нег.

Я люблю Вас, голубые очи,
умный отсвет в них пленит меня.
Встречи с Вами каждый день короче,
только взгляды, словно бы звенят.

Накопились страсти до предела,
каждой клеткой чувствую, где Вы.
Замолкаю, если нет к Вам дела,
только встречи нас не ждут, увы.

Подвиги, похоже, не под силу,
я люблю Вас, только почему
Вы холодный – этим мне и милы,
а вот встречи видно ни к чему.

Как приятно видеть Ваши очи,
их огонь, пылающий внутри,
Вы примите страсть мою, нет мочи,
жить без Вас денька, хотя бы три.

Чистая, прозрачная мелодия,
всплесками весеннего ручья,
зажурчала в комнате рапсодией,
нищету нещадно унося.

Раздвигались стены от безумия
волн воды и шелеста дождя,
и, прижавшись к креслу, как безумная,
уходила в счастье бытия.

В голове отточенные линии,
словно бы из них Ваш гордый лик,
разогнал предсмертно страх и скуку.

Мысли становились все ленивее
и в воде запрыгал солнца блик,
унося с собой остатки муки.

Перья птиц застыли на воде,
пенье птиц в иголках зазвучало,
с солнышком на елях и везде
звонко от дроздов, синичек стало.

Вербы распушились по весне.
Появились у берез сережки.
Мне приснились птенчики во сне.
Из гнезда слышны они немножко.

Холод – холод, ветер-ветер,
снег.
И за пять минут деревьев темных —
нет.
Неожиданно проглянул с неба
свет,
и увидел, что весны пропал и
след.

Мысли мои очнитесь, глупость уйди с тоски,
как все нелепы лики, если слова горьки.
Как надоело спорить и угнетенной быть,
Мне надоело горе, – не в чем его топить.
Если смотреть снаружи – вроде, все ерунда.
Так почему, почему же жизнь-то моя горька?
Может, сама себе я горе сие ищу,
Часто, порой напрасно, я в пустяках грущу.
И… вдруг, внезапно вижу зеркало перед собой:
Женщина очень суровая тихо идет в бой.
Как все меня удручает! В холоде есть немота.
Зеркало это не знает. В зеркале – я не та.

Усталость кончилась, прошла,
как в полдень тень.
Я улыбнулась и ушла
к деревьям в сень.
Над головою чудом жизни —
сияет синь.
А на ветвях сережки висли —
попробуй, скинь.
А вечером от утомленья —
спасет пень,
на нем сидишь в пылу забвенья,
а встать уж лень.

Если б можно было укрощать себя,
и спокойно делать, то, что скучно,
я жила бы долго, не скорбя,
и не лезла б в неизвестность кручи!

Редкий пух слетает с тополей,
отмечает годовщину знаний,
влезла я на кручу всех быстрей —
стало скучно от своих познаний.

Вновь сижу, грущу без суеты,
думаю: «Ну, где теперь вершина?»
Мне скучны всегда мои следы,
и не интересно, что свершила.

Да, с такой натурой двадцать лет
трудно просидеть на тихом месте.
Новеньких квартир чудесный свет,
не проникнет в старые подъезды.

Если б можно было укрощать себя,
и спокойно делать, то, что скучно,
я жила бы долго, не скорбя,
и не лезла б в неизвестность кручи!

Отвергает чувства совесть,
день за днем идет борьба.
Сердце ноет с горя, то есть,
наше счастье – не судьба.

Ты пройди дорогой дальней,
не смотри в мои глаза.
Пережить двоих страданья
мы не сможем – их леса.

Знаешь, милый, жизнь прекрасна,
но не тронь моих волос,
даже встречным будет ясно,
что ты горюшко принес.

Я тебя любила, милый,
и не буду то скрывать,
но пойми, ведь так постыло
совесть часто бичевать.

Нам нельзя любовь с тобою
долго холить и томить,
чувства кончатся тоскою,
буду раненой ходить.

Вот они листья младые, лихие,
только раскрыли малютки глаза,
мысли средь них замелькали такие,
что на глаза навернулась слеза.

Листья, вы листья – бутоны, как птицы,
теплое солнце вас всех развернет,
будете тихо в ветвях шевелиться,
осень придет и вас всех оторвет.

Листья мои – паруса ощущений,
странствие памяти в ваших волнах,
раньше срывала, как плод запрещения,
ныне срываю, как истый монах.

Листья, листочки, иголки, сережки,
девичьи косы и стрижки волна,
дерево жизни и юности слезки —
все вдохновляет – я детством полна.

Детство поэта – оно как лучина,
быстро сгорает и светит не всем,
детство поэта, не в нем ли причина
всех позабытых и будущих тем?