Бахтиёр Ирмухамедов - Избранные стихотворения. Том II

Выйди, милая подружка, погулять со мной.
Проведу тебя под ручку горной стороной.

Покажу тебе вершины, где лежат снега,
Где ветра, ложась на льдины, веют стариной.

Ты увидишь, как лавины, глядя свысока,
Плавно падают в долины ватой ледяной.

Ты услышишь, как тихонько из-под ледника
Ручеек сбегает тонкий волей озорной.

Ты узнаешь в каждом камне прошлые века
И потрогаешь руками ход времен страстной.

Мы войдем с тобой в пещеры в ужасе слегка
И найдем основы веры вышней и земной.

Предпочтешь ты сталагмитам, свисшим с потолка,
Несомненно, сталактиты шалостью хмельной.

Улыбаясь у подножья зову родника,
Отнесешься осторожно к почве подвижной.

И, прильнув к воде хрустальной, с помощью глотка
Ты поймешь, что идеальной быть легко княжной.

И, тебя увидев светлой, встанут облака,
Захотев судьбы оседлой под твоей луной.

Принесется ветром нежным звук издалека:
Это будет зов нездешней жизни островной.

Но останемся в горах мы, и моя рука
Вдруг окажется на страх мой за твоей спиной.

Ты немного покраснеешь, как весной луга,
И, ко мне прильнув, развеешь страх мой затяжной.

Мы на травку сядем рядом, сочетав бока,
И скажу тебе я взглядом: будь моей женой.

Увы, разъединенные судьбой,
Мы не здоровались и не прощались,
Не радовались и не сокрушались,
Не падали, не поднимались,
Не трескались и не ломались —
Мы ничего не делали с тобой.

Мы не глядели на морской прибой
И на песке совместно не валялись,
Не обнимались мы, не целовались,
Не плавали, не кувыркались,
Не ластились и не брыкались —
Мы ничего не делали с тобой.

И осенью мы с листьями гурьбой
Не бегали в садах и не летали,
Ветрам о нас на ухо не шептали,
Стихи друг другу не читали,
О звездных странах не мечтали —
Мы ничего не делали с тобой.

И вместе мы не принимали бой,
От мерзости людской не отбивались,
Из окружения не вырывались,
В окопах кровью не плевались,
Не побеждали, не сдавались —
Мы ничего не делали с тобой.

А, заняты тщеславной ворожбой,
Мы в мелочных заботах утопаем,
Презрением друг друга осыпаем,
Кичимся выпавшим нам паем,
Как будто вечное кропаем,
Но ничего не делаем с тобой.

Как жаль, что мы ни словом, ни мольбой,
Ни рифмами, ни песнями, ни плачем
Свой жалкий жребий не переиначим,
Друг другу встречу не назначим,
Поймем, что шанс давно утрачен,
И ничего не сделаем с тобой.

Клянусь любовной суетой,
Клянусь бессонными ночами,
Твоей искусной красотой,
Твоими властными очами,
Не избежит влиянья муз
Тебя узревший ненароком —
Будь то узбек или француз,
Он обречен предстать пророком.
И ты, Лейли, обречена
Быть воспеваемой в истоме.
Так будь же мной увлечена
В своем дворце иль на соломе.
Клянусь богинею любви,
Клянусь пронырливым Амуром,
Адреналин в моей крови
Овеян лишь твоей фигурой.
Клянусь обилием врагов,
Клянусь друзей предавших ядом,
Что буду демоном рогов
Тех, кто с тобой возлягут рядом.
Клянусь проклятием веков,
Клянусь трагедией Долины,
Что скоро будет без оков
Край, где рождались паладины, —
Исчезнут клановые рвы,
Падут элитные барьеры —
И люди выйдут из канвы,
Где их давили люциферы,
И будут все равны во всем,
И нам с тобой не будет стыдно,
Что мы находимся вдвоем,
Что сочетанье наше видно.
И я клянусь беречь твой стан
От посягательств и увечий,
И напишу тебе дастан,
Где страсть твою увековечу.
Клянусь Узбекию и Русь
Вручить тебе под нимбом глянца.
И, наконец, я в том клянусь,
Что прекращу отныне клясться.

Она бежит, бежит по кругу,
Бежит и думает о том,
Что бег ее сродни испугу,
Который действует кнутом.
Она бежит в священном страхе,
Что вдруг наступят времена —
И ей придется встать на плаху,
Во всех грехах обвинена.
Она бежит, бежит по кругу,
И не понятно ей самой,
Что этот бег, что эти муки —
Есть бег по замкнутой прямой.
Она бежит куда-то прямо,
Но возвращается в исток,
И вновь бежит, бежит упрямо
На запад, север и восток,
И вот опять она на юге,
Свои следы вбивает в прах.
Она бежит, бежит по кругу,
А впереди и сзади страх.
Она бежит, не уставая,
Не отвлекаясь на ночлег,
В своих фантазиях живая,
Не замедляя странный бег.
Она бежит, бежит по кругу,
И этот круг заметен всем,
Но лишь она врагу и другу
Поет, что нет в судьбе проблем.
Она бежит, держа дыханье,
И умудряется принять
Аплодисментов громыханье,
Как королевскую печать.
Она бежит, бежит по кругу,
Сметая недругов с пути,
А вместе с ними и подругу,
Что не успела отойти.
Она бежит не то за славой,
Не то за белым кораблем,
Не то за истиной лукавой,
Не то за властью и рублем.
Она бежит, бежит по кругу,
И отвращая, и пьяня.
А я доволен тем, что Гуга
Не добегает до меня.

Я у тебя один такой —
Не лизоблюд и не хапуга,
Не бодигард и не прислуга,
И не мальчишка под рукой.
Я у тебя один на свете,
Кому не сможешь ты втолочь,
Что олигарх не любит дочь,
Не помогая ей в расцвете.
Я у тебя один из всех,
Кто говорит открыто правду,
Не демонстрируя браваду
И не надеясь на успех.
Я у тебя один искусный
В стихах и в прозе на века,
Кто слышит вздох из Чарвака,
Когда тебе бывает грустно.
Я у тебя один в стране,
Кого нисколько не волнует,
Кто и к кому тебя ревнует —
Не ревновал бы лишь ко мне.
Я у тебя один печальный
И одинокий в сонме зла,
Кого к себе не позвала
Ты на прием сентиментальный.
Я у тебя один, кого
Ты обделила диалогом,
На чьи лихие «Монологи…»
Не написала ничего.
Я у тебя один в загоне,
В немилости и нелюбви
За то, что я дела твои
Назвал «делишками в законе».
Я у тебя один, кому
Плевать на твой высокий статус,
Но не плевать на стройность стати
Твоей, не зная, почему.
Я у тебя один. Вникая
В суть этих слов, пойми, Лейли,
Что на просторах всей земли
Ты у меня одна такая.

Твой дом на Чарваке —
там звезды для подсчета,
Там сказочный рассвет
и колдовской закат,
Там воздух для любви,
для жизни и полета,
И атмосфера там
для пения цикад.
Ты пригласи меня
по дружбе нашей в гости
И во дворе накрой
обычный дастархан.
Со мной ты можешь быть
и запросто и просто:
Ведь я не олигарх
и не восточный хан.
Но я умею петь
не хуже Александра,
И братья мне давно
Серега и Омар.
Окутаю слова
мелодией меандра —
И прекратит пищать,
заслушавшись, комар.
Из чайника нальешь
процеженный напиток
И на манер невест
подашь мне пиалу,
И вспомнишь грусть моих
рифмованных попыток
Вальсировать с тобой
на призрачном балу.
Я скромно отшучусь,
но поведу нескромно
Себя в твоем дворце,
приблизившись к твоим
Глазам, плечам, рукам, —
и, воздыхая томно,
Мы перед всплеском чувств
уже не устоим.
И, не начав ни пить,
ни разносолы кушать,
Я сразу перейду
на плотские хлеба.
Ты будешь говорить,
а я не буду слушать:
Я буду пить тебя
от пяток и до лба!
Над нами Млечный Путь
застынет от восторга
И будет он сиять,
как тысячи свечей.
И будет длиться ночь
прерывисто, но долго,
Подстегивая нас
на мягкой курпаче.
И вот уже восход
зардеется волшебный,
И ты шепнешь: «Увы,
безжалостна судьба.
Пора тебе домой,
обратно в город хлебный».
А я скажу, что мне
милей твои хлеба.
Но ты, обняв меня
в своем костюме Евы
И, попросив сменить
Адамово трико,
Исторгнешь из души,
что все мои напевы
Прослушать в ночь одну
не так уж и легко,
Что будет новый день
и ночи будут снова,
И мы еще не раз
на зорьки поглядим,
Но есть порядок дел —
и он всему основа, —
Иначе мы себе
серьезно навредим.
И напоследок ты
прильнешь ко мне губами —
И на моих губах
останется тоска.
Я поплетусь домой,
терзаемый мольбами
Не уходить навек,
вернуться на века.
Я обернусь назад,
но ты не удостоишь
Меня своей слезой,
завернутой в кулак,
Но, помахав рукой,
на лучшее настроишь:
Мол, ждет меня всегда
лирический
Чарвак.
И я вернусь в Ташкент,
в пустынный город муки,
И стану прозябать,
надеясь и терпя,
И буду вспоминать
в страданиях разлуки
Твой дом на Чарваке
и в доме том
тебя.