Жорж Дмитриев - Юбилейное

Как мил цветущий яблоневый сад
и роем пчёл он оживлён,
и чувством новым опьянён
широкий дуб за палисадом,
днём одаряя нас прохладой густой тени.

Как дорог мне твой нежный взгляд,
вселяющий надежду на продолжение любви —
она с годами только краше.
Весна уступит место лету,
а осень сердце встрепехнёт летящим к югу клином…

Что сказать тебе в догонку
о не прожитом пути,
как найти мне ту тропинку,
чтоб по ней к тебе дойти,
зацепиться, вдаль пойти.

Подскажи, хотя бы взглядом,
ноту, ту, что потерял,
без которой в нотном стане
нету песни для двоих,
хоть придумай ноту: «Да».

Отыщи во мне слабинку,
успокоив сердца ритм.
Верю, что сойдутся скоро
две дороги в один путь,
нам ухабы – не помеха.

Счастье мерится не горем,
мёдом соты наполняя,
пчёлы сладость нам несут,
так хочу с твоей улыбкой
жизнь свою я прошагать!

Мрамор холоден, но обжигает
душу, раня печалью глаз.
Белой лилией расцветала
твоя детская красота
но болезнь оборвала,
не раскрыла дыханье цветка.

И когда венками закрыли
холмик в южном пределе сада и
пока не погасли поминальные свечи,
он решил, что на этом вот месте
станет в мраморе горе и счастье
по безмерной её любви…

Змейкой вьётся окантовка моего пути —
это значит, что не сбиться и цветами насладиться,
до тебя дойти.

В красоте не надышаться ароматом ярко-жёлтым и
по зелени лужайки так и катится сердечко в тень
косматых ветвей ивы.

Можно вдруг остановиться, оглянуться и забыть,
что здесь парк не нарисован, а такой шикарно чистый от
приливов и отливов наших чувств.

Море рядом, но не слышно шума чаек над волнами и
прохладная вода неохотно принимает разогретые тела —
нетерпения отрада эта майская пора!

В чертах Евпаторийской карты под именем одним
две женские судьбы слиты незримо воедино.
Большой дугой гранитного портала
обласкан город пенною волной шампанских вин
от виноградников Бахчисарая.

Две с половиной тысяч лет
не знало море имя Валентины Терешковой.
Но мир был оглушен в тот час, когда летела «Чайка» над планетой
и голос космонавта – первой женщины Земли – с восторгом воспевал красоты, никем невиданные живущими досель под Солнцем.

Из глубины космических просторов простая русская девчонка,
не струсив, обошла мужчин в решении задач,
не каждому которые по силам.
Но рядом есть другая Валентина.
Её любимый муж и дочерей отец – Валерий Тененика,
вёл сложные расчеты тех орбит, которые наш шар земной так точно огибали,

Ни у кого, из побывавших в космосе отважных астронавтов,
сомнений не было, что корабли посадку точно совершат
в им определенной эфемеридной точке.
Он вел орбиты кораблей по заданным координатам,
а она с любовью доносила людям страницы летописей тех,
кто превращал космическую трудную работу в приоритет страны.

И имя Валентина Тененика звучит сегодня в стенах библиотеки,
как сорок лет назад
и рядом, преображением своим живущая теперь,
гранитная орбита между древним городом и морем,
несущим на изумрудных волнах стаи белых лебедей и юрких чаек…
Здесь имя «Чайки» несет отныне прекрасная из набережных черноморских.

Как много в имени одном,
в котором две судьбы
несут нам яркий свет небесный
и земной,
он для меня вседневно негасимый.

Ты не плачь, не плачь, моя царевна,
жемчугами крупными слезя,
Королеве не к лицу печали,
у неё особая судьба.

У неё на сердце властные заботы
о дворце и парке вкруг дворца…
Бал назначен в честь коронования,
а наряды нет уж сил менять.

Потому и слышен каждый вечер
музыкантов слаженный распев —
капельмейстер как всегда «в ударе»,
нота ж «Ля» смеётся и скользит.

Ты не плачь, не плачь, моя отрада,
он заставит скрипку всё понять,
только сердце, сердце, не обманешь —
с белой розой, розой белой, грусти не унять.

Лишь одну мечту, скрывая, нежу,
что я сердцем чист.
да, и Короля я не зарежу
под осенний блюз.

И меня с веревкою на шее
стражники в подвал не поведут,
чтоб уже не с белою, а чёрной розой
мог я полюбить тоску.

И когда с улыбкой мимоходом
распрямлю я грудь,
языком залижет непогода
прожитой мой путь.

Не завидуй мне, не надо.
Переполнен чувством я
и писать стихи о море может
чайка, лебедь, волны, солнце и вода.

Пляжи все блестят от краски,
зелень буйствует в цвету
и наряды надевают карусели и фонтаны;
сувениры награждают туристическим маршрутом в заповедные места.

Дорогая, море радует встречая
и не может не печалить, убывающих на север, —
всех, кто бросил в воду моря
серебристую монету, чтоб вернуться к нему вновь.

Пусть прохлада обжигает глубиной лазурных вод,
а прогноз скрывает градус для стремящихся нырнуть,
мне нескромно умолчать:
градус держит хмель массандры и сухое не штормит!

А шампанское вино пенным кружевом бокалов
увлекает розу алую на танго
и смущенная Луна обещает ночь лобзаний
для курортного романа с продолжением через год.

Не завидуй мне, не надо.
Переполнен чувством я и, с тоскою по тебе,
я швыряю в воду «блинчик» от себя и до тебя!!!
Жду тебя у кромки моря, ненаглядная моя!

Ой, Эльвира, увези ты меня в отдаленный аул,
где не буду я кричать: «Караул!».
Там оазис нам станет, как Рай
и зурна будет петь по утрам о моей запоздалой любви.

Эту песню придумала ты
и слова её так хороши,
что не знают поныне пески, что,
как волны плывут по степи, о моей настоящей любви.

Ой, Эльвира, у моря есть сказка —
это низкий полет над водой
белой стаи больших лебедей
и немыслимой красоты гомон чаек над синей волной.

А в степи разбрелись меж барханов цветы —
ярких маков рубиновые огни.
Я дарю тебе этот свет,
этот крик и размах этих крыльев.

Все пески и всю пену отливов,
какофонию чаек и изгиб величавый длинной шеи вожака лебедей.
Я дарю тебе море и волны, рыбу всю и все сети;
рыбаков незатейливость речи и вечернюю музыку джаза,