Олег Шах - Думай об этом чаще. Сборник стихов

© Олег Шах, 2018

ISBN 978-5-4493-0041-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Где-то в голове на дальней полке,

В запыленном жизнью беспорядке,

Солнце на бутылочном осколке

С памятью моей играет в прятки.

Лезет на заборы по соседству,

Рвёт запретный плод поспевшей сливы,

И вкушает сладостное детство

Шкет, до дикой одури счастливый.

Ветер на уме, в глазах беспечность…

Время неподвижно и упрямо

И тогда казалось – будут вечно

Молоды отец его и мама,

Снежною зима и жарким лето,

И не разобьётся на осколки

Всё, что иногда от солнца света

Блещет в голове на дальней полке.

Белые ангелы с чёрными душами

Грязными лапами мир этот рушили,

Чёрные ангелы с душами белыми

Всё собирали и заново делали.

Белые ангелы чёрные внутренне

Знаково шли на молебен заутренний,

Чёрные ангелы в саже от тления

В сердце искали своём просветление.

С темными мыслями, скверной, не чистыми

Белые ангелы, зримо пушистыми,

Словно вороны кружили над чёрными,

В белое лишь изнутри облачёнными,

Речи с небес извергали блевотные,

Сыпали мел на инстинкты животные,

Быть оставаясь в веках обреченными

Кипельно белыми с душами чёрными.

– Кто такие оборотни, пап?

Как они себя от нас скрывают?

Сколько вместо рук имеют лап?

А они хорошими бывают?

Говорят, что когти, как клинок,

Бой невыносимо с ними труден…

– Вот что я скажу тебе, сынок,

Всех страшнее оборотней – люди.

Люди? Ну, да ладно, не смеши.

Знаю точно – быть того не может.

– Ты бы делать вывод не спешил,

Подрастешь и сделаешь, но позже.

То найдёшь, что скрыто на виду

И однажды прямо через двери

Оборотни в жизнь твою войдут

В облике людей, которым верил.

– Пап, и всё? А дальше расскажи.

Из осины кол, я слышал, нужен?

– Кол, сынок, не годен против лжи.

Правды нет для оборотней хуже.

Слыша лишь её от всех подряд,

Нечисти слабеют понемногу

И когда на лжи своей горят,

Предавать, как водится, не могут.

– Так выходит можно их убить?

– Да, выходит можно, но не будем.

Нужно даже к ним добрее быть,

Мы же ведь не оборотни, люди…

Правда – наш заточенный клинок.

Сердце под ребром, не камень бьется…

Глазки закрывай и спи сынок.

Может и без них всё обойдётся.

Однажды случайно мне встретилась смерть,

Сказала, что все однозначно умрут.

Я ей возразил, мол, а если круть верть?

Она мне, смеясь: – Даже если верть круть…

Да ладно, – ей молвлю, – а как же душа,

Она ведь живёт и в загробной тиши?

Вдруг что-то сдавило и я, чуть дыша,

Всё понял… Шепчу ей: – Душить не спеши,

Ещё, дескать, рано, не пОжил сполна,

Пытаясь подняться с земли и присесть,

– Так вот же – смеясь, вновь сказала она —

Лишь я, однозначно, у всякого есть.

Да, это бесспорно, но есть ведь и жизнь?

И в ней лишь одной мироздания суть

Вдруг что-то сдавило, а хочется жить…

Хоть круть верть, а хоть и всё тот же верть круть.

Дождь стучит в окно вторые сутки,

Стал безбрежным уличный ручей.

Что-то с болью хрустнуло в рассудке,

Вламываясь в душу без ключей.

Стрелок ход в часах заклинил оси —

Починить никак не соберусь,

Да подъездной дверью пилит осень

Пьесу про тоску мою и грусть.

На лице черты как будто скисли,

О небес скучая синеве,

Словно в темноте блуждают мысли

По седой от жизни голове.

Тонет пустота в табачном дыме,

Да, уныние грех, но Бог простит —

Он ведь тоже, видя нас такими,

Где-то обязательно грустит,

В облаке седом морщины прячет,

Приласкать рукой своей хотя.

От того, наверное, и плачет,

Хмурясь серой тучей, как дитя,

Лить не прекращая ни минутки

Слёз, которых в мире нет горчей —

Вот тебе и дождь вторые сутки,

Вот и переполненный ручей.

Помню как трещал огонь в печи,

Пахли мёд, сметана и оладушки,

Сдобренные маком куличи —

Made in любовь и руки бабушки.

Как в углу намоленом свеча

Ярко озаряла лики божие,

И петух за окнами кричал,

Что счастливый день под небом прОжили.

А ещё довольно хорошо,

Словно букваря картинки пестрые,

Помню, что семья была большой,

И съезжалась с братьями да сёстрами

В честь рождения бабушкина дня,

Будто табор, с плясками и песнями,

Шумная до одури родня.

И казалось нет того чудеснее,

Чем матрасы по полу гуртом

Расстилать армейскими порядками,

И, накрывшись шубой, спать вальтом,

Обнимаясь с сестринскими пятками.

Утром кренделя и куличи

Маслом не спеша под чай намазывать,

И про то, как немец получил,

Деда заставлять себе рассказывать.

Правда дед не очень про войну,

Всё хитрил шутя о ней уклончиво…

Так мне говорил: – «Ну, слушай, внук.

Началась война, а дальше кончилась.

Так же быстро, как и куличи,

Блинчики, сметана и оладушки.»…

Помню как трещал огонь в печи

У ушедших дедушки и бабушки.

Бросить всё, да уехать в глухую деревню, что ль,

Чтоб с концами концы, ну, хоть как-то, ещё свести.

Развести тараканов, мышей, пауков и моль,

Геморрой и пупочную грыжу приобрести.

На доярке жениться, вкушать молоко и кровь,

Запах сена пьянящий и злобный навоза дух.

Ну, подумаешь, пахнет скотиной моя любовь,

За то, с дому уходит, как только кричит петух.

На околицу выйдешь, хмельные продрав глаза,

За сараем, где свиньи, копает червей сосед —

На рыбалку- кричит- пойдёшь? Ну, а че, я – за!

И до позднего вечера мой потеряют след.

Оттянулся с душой, на кашлял на флакончик грош,

Не Versace тебе не нужны, ни nivea мan —

Был бы ватничек в зиму, да пара в шкафу галош.

Так, на всякий пожарный, лежали худым взамен.

Красотища, да только вот, что мне таить греха —

На край света умчись, во глубины других планет,

Но и там будет нужно усердно грунты пахать.

Хорошо, как известно где нас, и в помине нет.

Когда-нибудь на небе загрустив,

Соскучившись по жизненным порокам,

Я сколочу веселый коллектив

И дам большой концерт земного рока.

Ударными взъерошу рай и ад

И, выдавив гитарой сольник лучший,

Пускай всего на миг верну назад

Ушедшие в века тела и души.

На музыку и шум из тьмы глухой

Придут и отожгут на всю катушку

С восставшими из ада Юра Хой

И Витя, сжав ладонь, споёт «Кукушку».

Кобейн примчится струнами звеня,

Добавив ощущений звуком острых,

Который раз порадовав меня,