Вячеслав Евдокимов - Детство милое

Играть в открытую опасно:
Вмиг попадёт. То это ясно.
И было наше всех стремленье,
Найти бы где уединенье,

Такие знала вся ватага,
И это было нам, как благо.

Ещё игра была другая,
На деньги тож и тож лихая,
И называлась «расшибалка».
Играли все, кому не жалко

Вдруг потерять монеток пару,
Иль, изловчась, такого жару
Дать всем, забравши кон вчистую,
Имел что всяк мошну пустую.

Играли в тайном уголочке.
Чертили круг без проволочки,
В него клал каждый по монетке,
Хотя в карманах были редки,

Ведь было их не так уж много
И выдавались очень строго
То на мороженое мило,
То на кино, конфеты, было

Что нам до маковки приятно.
Потом шагами аккуратно
Мы отмеряли расстоянье,
Откуда будет попаданье

В тот круг, нацелясь точно «битой»,
Что из свинца была отлитой,
И ею бить так по монетам,
Перевернуть чтоб их при этом

Другой, обратной стороною,
Что получалося порою,
А это выигрыш законный,
Хозяин ты монетки оной.
Но то удел, кто повзрослее,
Они удачливей, смелее,
А мы, что звались «мелюзгою»,
В игре сей были, как изгои,

Да на кон вкладчики монеток,
И то судьба всех малолеток.
Но мы безропотно носили,
Не пререкаясь старших силе,

Боясь тюнтёфами казаться,
Быть наподобие эрзаца.
Зато с родителями в споры
Вступать довольно были скоры.

Но вот игра и пролетела,
Но не сидим мы все без дела,
Тут ножик вынет сразу кто‒то,
И всем уж в «ножички» охота —

А то игры такой названье —
Сыграть, явив своё старанье.
Её проста суть: чтоб воткнулся
Тот ножик в землю. Нет здесь труса,

Ведь остриём в контакте с телом,
Тут не поранься, будь умелым!
А сброс из разных положений:
С всех пальцев, плеч, лба и коленей,

С груди и с носа, и с затылка.
И вся игра проходит пылко…
Кто не сумеет сделать что‒то, —
Отдай другому нож. Забота

Того уж делать всё сначала.
И мастеров в том есть немало,
Они творят без передышки
Все‒все приёмы, нам же шишки

Всем достаются с их уменья
От щелбанов до покрасненья,
Ведь победителя то право,
А неумелая орава

Не ропщет, лбы всё подставляя,
Ведь уговор – черта святая,
Что проводилась пред игрою,
Переступить её порою

Не так‒то было сделать просто:
Чай, дорог каждому был нос‒то!
А то и большее мученье:
Вмиг от игры вон отлученье.

Кому ж охота быть изгоем?
Хоть лбам и больно, но не воем.
А чтоб высокого быть толка,
К нам приходила тихомолка,

Где мастерство растили в поте,
Мол, неумешки мы? Нет, врёте!
И получалось же ведь. Точно!
Всё наяву, а не заочно,

Не отставали мы от славных,
А бились с ними уж на равных,
И щелбанов от них, знать, шишек,
Не наблюдался уж излишек.

Потом вниманье наше скоро
Переключалося для сбора
Цветастых фантиков, их много
Могла любая дать дорога,

Вокруг ведь стройки лихорадка,
Пожить и здесь ведь любят сладко,
Вон фантик, коль съедят конфету!
За то не шли они к ответу,

Вот и повсюду их прилично,
Все там сбиралися обычно.
Потом, их кипами набравши,
Пускали все в обмены наши:

Одних, которых больше было,
Мы со всего азарта, пыла
На те меняли, коих нету,
Хваля в них бывшую конфету,

Была в обвёртке что цветастой,
Себя довольной чтили кастой.
Но верь не верь, в какой‒то мере
На этом страннейшем примере

Мы к красоте стремили глазки,
Была чудесной что раскраски.
А экземпляры расписные
Шли вмиг в учебники иные,

Уж быв расправлены и гладки,
И исполняли роль закладки.
Была фольга конфет в почёте.
Чтоб подержать дать, – нет! Помнёте.
Ах, шелест странный, вид блестящий —
Как мир, совсем не настоящий.
К его стремились мы познанью,
А он доступен только знанью.

А потому вопросов в школе
Мы задавали боле, боле…
И были полные ответы
Для наших душ, как сласть‒приветы.

Влекло к познанию явлений,
Уж не сдержать к тому стремлений.

Вот пред высотным как‒то зданьем,
Куда пробрались мы со знаньем
Входов и выходов в заборах,
Мы встрепенулись, будто порох,

Звезду огромную увидя
В её величественном виде.
В лесах торжественно стояла…
И потянуло нас немало

Взобраться тотчас на неё‒то,
А что? Нам всё всегда охота!
И нечестивейшая сила
Вмиг на неё и затащила…

И лишь вошли мы в восхищенье,
Как слов понятных изверженье
На нас набросилось вулканом,
И со звезды нас, как арканом,
В момент стянуло. Дали дёру,
И чемпионов бег был впору,
За нами гнались будто волки!
Но вот в руках стекла осколки,

Звезда которым одевалась,
В руках всех были – то не малость! —
Всё по неведомой причине,
На похвальбу и для гордыни.

Стекло всё жёлтое то цветом,
Весьма увесистым, при этом,
Ведь толщина была прилична,
Всё‒всё в нём было необычно,

И даже наше отраженье.
С простым не шло вовек в сравненье.
Смотрелись в нём мы все отрадно,
Иметь его ввек не накладно.

В его показе мы – как гиды,
Ничьей не видели обиды,
Что обделили их запросы,
Вкруг нас и вились все, как осы,

Взглянуть! Взглянуть бы вожделенно.
Стояли важно мы, надменно…
А в глубине души тревога,
Что приведёт к нам всем дорога

Кулак расплаты здоровенный,
Расплющит вон наш вид надменный,
Что на звезду взбирались кодлой:
Ах, вы, народец наглый, подлый!

Но миновали опасенья,
Таиться не было стремленья,
И жили мы, как все детишки:
Учёба, игры, в ссоре – шишки…

Пешком на Ленинские горы,
Хоть под родителей укоры,
Летели стайкой устремлённой,
В купанье досыта влюблённой,

К Москве-реке, красе столицы,
Все повернув сначала лица
С вершины гор к ней, дорогуше,
Чей вид пленял все наши души, —

Так распростёрлася широко,
Что не охватит взором око,
Стоит могуча и привольно,
И восхищение невольно

Улыбкой светится на лицах,
Взывая ею ввек гордиться.
Потом спускались вниз мы с кручи,
И спуски были все могучи: