В. Кириллов - Избранные стихотворения разных лет

Последний – названный Любовью.
Надёжен, право, не всегда,
Но лихо рушит города
И проливает реки крови.

Когда же бой утихнет грозный,
Испив игристого вина,
Забудут, чья была война,
Уйдут, как высохшие слёзы.

Тогда никто и не захочет
Любви, и Правды, и Добра,
И Воли, что была с утра,
Но странно пропадает к ночи.

Мне снится, Ницше,
На травке Кафка,
Немецкий шницель
Он вкусно чавкал.

Проснулся сразу —
Постель нагрета —
Добро бы зразу
Или котлету.

Я выпил воду
С ладони прямо,
Из бутербродов —
Засохший пряник.

Вот это глыба!
Одно лишь грустно:
Молчал как рыба
Твой Заратустра.

Презренье всякой грубой пище
И легкой пище неземной;
Презренье слабым, сильным, нищим;
Презренье тем, кто действий ищет,
И тем, кому любим покой;

Презренье лубочной отваге
И страху, липкому как пот;
Презренье крепкой хлебной браге
И виноградной сладкой влаге,
Презренье тем, кто их не пьет;
Презренье жалости беззубой
И воле твердой, как гранат;
Презренье речи бранной грубой,
И тем словам, что лижут губы
И слух ласкают и пьянят;

Презренье деве с гибким станом,
Матроне толстой и хромой;
Рабам презренье и тиранам;
Здоровью и смертельным ранам;
Презренье совести больной;

Презренье тем, кто жаждет чести,
И тем, кто спину гнет дугой;
Презренье правде, лжи и лести;
И всепрощению, и мести;
Презренье мне, что я такой;

Презренье храброму и трусу;
Душе презренье и уму;
Презренье красоте и вкусу;
Аллаху, Яхве, Иисусу;
Да и презренью самому!

Я проклинаю разум мой и чувства,
Я проклинаю каждый гран души,
Будь проклято продажное искусство
И годы, что бесцельно хороши.

Я проклинаю лучшие мгновенья,
Я проклинаю скорбь ненастных дней.
Будь проклято безумное творенье,
И добрый Бог, и хитрый Змей.

Я проклинаю то, что было не со мною,
Как, впрочем, то, что было и со мной.
Я проклинаю помогавших Ною,
Всех тех, кого спасал предатель Ной.

Я проклинаю вас, мои родные дети,
Младенчество, и юность, и расцвет.
Я проклинаю всех, кто жил на этом свете,
И тех, кого ещё на этом свете нет.

Я проклинаю всё, что было, есть и будет,
От первородства влаги и огня!..
Лишь вас люблю, мои тупые судьи,
За то, что вы повесите меня.

Свободно мыслить, жить на воле,
Детей рожать?
А руку Муцию Сцеволе
Мне не пожать.

Открыть закон, хранить природу,
Народ спасти?
Всемирного потопа воды
Не отвести.

Нести свой крест, не верить в Бога,
Людей любить?
Одна проторена дорога —
И петь, и пить!

Благословенны день, и час, и миг,
Когда раздался первый детский крик
И ты сошёл не в лучший из миров.
Стал светел ум твой, ясен лик,
Но разве ты чего-нибудь достиг?
Лишь заблудился в сонме глупых слов.

К чему потоки чудотворных книг?
К чему мечты живительный родник?
Не может ложь избавить от оков.
Откуда мир таинственный возник?
Зачем цветок расцвёл и вдруг поник?
Что лучше – явь иль яд волшебных снов?

А в Галактике ВАУ убивали матроса
С океанского лайнера «Лево руля».
А в Галактике ВАУ за одну папиросу
Могут запросто скинуть за борт корабля.

А в Галактике ВАУ такие законы, —
Будешь рядом, так лучше её облети, —
Там давно не жалеют людей и патроны
И не думают, что же их ждёт впереди.

Там давно разучились любить безответно,
Открывают с опаской треугольный свой рот,
То, что многим доступно, здесь стало секретно.
Но напрасно не ропщет вауканский народ.

Сократ не признавал гомеровских богов,
Гомер не понял бы, наверное, Сократа.
На мозг поставлена надёжная заплата —
В то место, где осталась дырка от рогов.

Нервируя, скрипит несмазанная дверь.
Опять свалился с полки жирный том Бергсона.
Дыханье хриплое – последствие кессона.
И сердце рвёт внутри, от рук отбившись, зверь.

Кого разжалобит сегодня детский плач,
Когда не совесть – почка может быть товаром?
Способен лишь лечить отравленным отваром
Асклепию предавшийся палач.

Спустился на Землю космический парень,
Нашёл обезьяну и с нею был спарен,

И сразу сбежал от бананов подальше.
Остался на память космический мальчик.

Хотя он был с виду похож на примата,
Но грязно ругался космическим матом,
Скакать отказался он с ветки на ветку,
Взял острую палку… и стал человеком.

Вернулся на Землю беспутный папаша,
Настроил дворцов, поработал на пашне,

Каналы прорыл, пирамиды поставил —
И всё это сыну в наследство оставил.

Но палка как символ пройдёт сквозь столетья,
И Дарвин её непременно заметит.

И каждому школьнику станет понятно,
Что в жёсткой борьбе мы сломили приматов.

Мне снился сон, обычный сон:
Семнадцать девственниц роскошных
На фоне моря и колонн,
То изгибаясь, словно кошки,

То выпрямляясь, как шесты,
Вокруг меня играли телом,
И чувством, может быть, шестым
Я понимал – дойдёт до дела.

Но вдруг туман, потом гроза,
И тот же берег, но пустынный.
И мы стоим глаза в глаза,
В руках мечи, щиты на спинах.

Под ветра бешеного вой,
Под свист кружащихся песчинок
Вступили мы в смертельный бой —
Последние в стране мужчины.

Звенят булатные мечи,
И пузырится кровь на ранах.
Ещё удар, а враг молчит,
Лишь оседает как-то странно.

Повержен, но не мёртв злодей,
Пришедший отобрать свободу.
А мне кричат: «Убей. Убей!»
Кричат поля, леса и воды.

Кричит: «Убей!» – старуха-мать,
Кричат: «Убей!» – жена и дети:
«Он приходил, чтобы отнять,
И ты один теперь в ответе».

Кричат погибшие друзья,
Я в жутком крике задохнулся…
Свой меч над миром поднял я…
Но в этот миг, увы, проснулся.

На столбовой дороге,
Как раз у перекрёстка
Ломали людям ноги,
Кнутом стегали хлёстко.