Владимир Маяковский - Стихотворения (1922 - февраль 1923)

Мы идем мерно,

идем, с трудом дыша,

но каждый шаг верный

близит коммуны шаг.

Рукой на станок ляг!

70 Винтовку держи другой!

Нам покажут кулак,

мы вырвем кулак с рукой.

Чтоб тебя, Европа-раба,

не убили в это лето -

бунт бей, барабан,

мир обнимите, Советы!

Снова сотни стай

лезут жечь и резать.

Рабочий, встань!

80 Взнуздай!

Антанте узду из железа!

[1923]

Я занимаюсь художеством.

Оно -

подданное Мон_е_.

Я не ною:

под Моною, так под Моною.

Чуть с Виндавского вышел -

поборол усталость и лень я.

Бегу в Моно.

"Подпишите афиши!

10 Рад Москве излить впечатления".

Латвийских поездов тише

по лону Моно поплыли афиши.

Стою.

Позевываю зевотой сладкой.

Совсем как в Эйдкунене в ожидании пересадки.

Афиши обсуждаются

и единолично,

и вкупе.

Пропадут на час.

20 Поищут и выроют.

Будто на границе в Себеже или в Зил_у_пе

вагоны полдня на месте маневрируют.

Постоим...

и дальше в черепашьем марше!

Остановка:

станция "Член коллегии".

Остановка:

разъезд "Две секретарши"...

Ну и товарно-пассажирская элегия!

30 Я был в Моно,

был в Париже -

Париж на 4 часа ближе.

За разрешением Моно и до Парижа города

путешественники отправляются в 2.

В 12 вылазишь из Gare du Nord'a {*},

а из Моно

и в 4 выберешься едва.

Оно понятно:

меньше станций -

40 инстанций.

Пару моралей высказать рад.

Первая:

нам бы да ихний аппарат!

Вторая для сеятелей подпис_е_й:

чем сеять подписи -

хлеб сей.

[1923]

{* Северный вокзал (франц.)}

Перемириваются в мире.

Передышка в грозе.

А мы воюем.

Воюем без перемирий.

Мы -

действующая армия журналов и газет.

Лишь строки-улицы в ночь рядятся,

маскированные домами-горами,

мы

10 клоним головы в штабах редакций

над фоно-теле-радио-граммами.

Ночь.

Лишь косятся звездные лучики.

Попробуй -

вылезь в час вот в этакий!

А мы,

мы ползем - репортеры-лазутчики -

сенсацию в плен поймать на разведке.

Поймаем,

20 допросим

и тут же

храбро

на мир,

на весь миллиардомильный

в атаку,

щетинясь штыками Фабера,

идем,

истекая кровью чернильной.

Враг,

30 колючей проволокой мотанный,

думает:

- В рукопашную не дойти! -

Пустяк.

Разливая огонь словометный,

пойдет пулеметом хлестать линотип.

Армия вражья крепости рада.

Стереть!

Не бросать идти!

По стенам армии вражьей

40 снарядами

бей, стереотип!

Наконец,

в довершенье вражьей паники,

скрежеща,

воя,

ротационки-танки,

укатывайте поле боевое!

А утром...

форды -

50 лишь луч проскребся -

летите,

киоскам о победе тараторя:

- Враг

разбит петитом и корпусом

на полях газетно-журнальных территорий.

[1923]

Всем товарищам по ремеслу:

несколько идей

о "прожигании глаголами сердец людей".

Что поэзия?!

Пустяк.

Шутка.

А мне от этих шуточек жутко.

Мысленным оком окидывая Федерацию -

готов от боли визжать и драться я.

Во всей округе -

тысяч двадцать поэтов изогнулися в дуги.

От жизни сидячей высохли в жгут.

10 Изголодались.

С локтями голыми.

Но денно и нощно

жгут и жгут

сердца неповинных людей "глаголами".

Написал.

Готово.

Спрашивается - прожёг?

Прожёг!

И сердце и даже бок.

20 Только поймут ли поэтические стада,

что сердца

сгорают -

исключительно со стыда.

Посудите:

сидит какой-нибудь верзила

(мало ли слов в России есть?!).

А он

вытягивает,

как булавку из ила,

30 пустяк,

который полегше зарифмоплесть.

А много ль в языке такой чуши,

чтоб сама

колокольчиком

лезла в уши?!!

Выберет...

и опять отчесывает вычески,

чтоб образ был "классический",

"поэтический".

40 Вычешут...

и опять кряхтят они:

любят ямбы редактора лающиеся.

А попробуй

в ямб

пойди и запихни

какое-нибудь слово,

например, "млекопитающееся".

Потеют как следует

над большим листом.

50 А только сбоку

на узеньком клочочке

коротенькие строчки растянулись глистом.

А остальное -

одни запятые да точки.

Хороший язык взял да и искрошил,

зря только на обучение тратились гроши.

В редакции

поэтов банда такая,

что у редактора хронический разлив жёлчи.

60 Банду локтями,

Дверями толкают,

курьер орет: "Набилось сволочи!"

Не от мира сего -

стоят молча.

Поэту в редкость удачи лучи.

Разве что редактор заталмудится слишком,

и врасплох удастся ему всучить

какую-нибудь

позапрошлогоднюю

70 залежавшуюся "веснишку".

И, наконец,

выпускающий,

над чушью фыркая,

режет набранное мелким петитиком

и затыкает стихами дырку за дыркой,

на горе родителям и на радость критикам.

И лезут за прибавками наборщик и наборщица.

Оно понятно -

набирают и морщатся.

80 У меня решение одно отлежалось:

помочь людям.

А то жалость!

(Особенно предложение пригодилось к весне б,

когда стихом зачитывается весь нэп.)

Я не против такой поэзии.

Отнюдь.

Весною тянет на меланхолическую нудь.

Но долой рукоделие!

Что может быть старей

90 кустарей?!

Как мастер этого дела

(ко мне не прицепитесь)

сообщу вам об универсальном рецепте-с.

(Новость та,

что моими мерами

поэты заменяются редакционными курьерами.)

(Правила простые совсем:

всего - семь.)

1. Берутся классики,

100 свертываются в трубку

и пропускаются через мясорубку.

2. Что получится, то

откидывают на решето.

3. Откинутое выставляется на вольный дух.

(Смотри, чтоб на "образы" не насело мух!)

4. Просушиваемое перетряхивается еле

(чтоб мягкие знаки чересчур не затвердели).

5. Сушится (чтоб не успело перевёчниться)

и сыпется в машину:

110 обыкновенная перечница.

6. Затем

раскладывается под машиной

липкая бумага

(для ловли мушиной).

7. Теперь просто:

верти ручку,

да смотри, чтоб рифмы не сбились в кучку!

(Чтоб "кровь" к "любовь",

"тень" ко "дню",

120 чтоб шли аккуратненько

одна через одну.)

Полученное вынь и...

готово к употреблению:

к чтению,

к декламированию,

к пению.

А чтоб поэтов от безработной меланхолии вылечить,

чтоб их не тянуло портить бумажки,

отобрать их от добрейшего Анатолия Васильича

130 и передать

товарищу Семашке.

[1923]

На съезде печати