Джордж Байрон - Каин

Непонятный,
Угрюмый мир!

Твой час еще не пробил.
Материя не может в совершенстве
Постигнуть духа. Все же ты узнал,
Что есть миры такие.

Я и прежде
О смерти знал.

Но не о царстве смерти.

Оно мне непонятно.

Будет день,
Когда оно тебе понятней станет.

А это безграничное пространство
Текучей ослепительной лазури,
Которое сравнил бы я с водой,
С рекою, проходящей из Эдема
Близ нашего жилища, если б только
Не эта безграничность, беспредельность,
Не этот цвет небесный, — это что?

И этому лазурному пространству
Есть слабое подобье на земле,
И на его прибрежьях поселятся
Твои потомки: призрак океана.

Оно горит, как солнце, — целый мир
Лазурных вод! Но в этом ярком блеске
Я различил играющих чудовищ:
Что это?

Призраки левиафанов.

А этот непомерно длинный змей
С струящеюся гривой, что воздвигнул
Чудовищную голову из бездны
И в десять раз превысил высочайший
Эдемский кедр, — вот этот змей, что мог бы
Обвиться вкруг небесных тел, — похож ли
Он на того, что нежился когда-то
Под деревом в Эдеме?

Еве лучше
Известен змий, ее прельстивший.

Этот
Ужасен слишком. Верно, искуситель
Красивей был.

А ты его не видел?

Я гадов много видел, но того,
Что Еве дал запретный плод, — ни разу.

И твой отец его не видел?

Нет;
Ведь мой отец был соблазнен не змием:
Змий соблазнил лишь Еву.

О невинность!
Когда тебя или сынов твоих
Смущают жены чем-нибудь, что ново
И необычно, знай, что пред тобой —
Сам искуситель.

Слишком запоздали
Твои советы: змиям больше нечем
Жен искушать.

Но есть еще немало
Таких вещей, которыми и жены
Своих мужей и жен мужья способны
Вводить в соблазн: вам это надо помнить.
Я вам добра желаю, предлагая
Подобные советы, — я даю их
В ущерб себе… хоть правда, что не будут
Им следовать.

Мне это непонятно.

И к лучшему! Твой мир и ты так юны!
Ты мнишь себя преступным и несчастным —
Не правда ли?

Преступным — нет, но скорби
Я испытал немало.

Первородный
Сын первого из смертных! Твой удел
Жить во грехе и скорби, но Эдемом
Покажутся тебе твои несчастья
В сравненье с тем, что ты узнаешь вскоре,
А то, что ты узнаешь, будет раем
В сравненье с тем, что испытать должны
Твои сыны… Но нам пора на землю.

Ужели ты привел меня сюда
Лишь для того, чтоб показать мне это?

Не ты ли жаждал знания?

О да,
Но лишь затем, чтоб знание служило
Дорогой к счастью.

Если счастье в знанье,
То ты уж счастлив.

Прав же был творец,
Велевший не касаться древа знанья!

А если бы губительного древа
Не насаждал, еще бы лучше сделал.
Однако и неведение зла
От зла не ограждает. Зло всесильно.

Я этому не верю, нет! Я жажду
Душой добра!

А кто его не жаждет?
Кто любит зло? Никто, ничто.

Но в эти
Несметные и дивные миры,
Которые мы видели с тобою,
Пока не погрузились в царство смерти,
Не внидет зло: так все они прекрасны!

Ты видел их лишь издали.

Но даль
Могла лишь уменьшать их красоту:
Вблизи их красота неизреченна.

Но подойди к прекраснейшему в мире
И приглядись к нему.

Я это делал:
Вблизи оно еще прелестней.

Нет,
Тут есть обман. Скажи, о ком ты думал?

Я думал о сестре моей. Все звезды,
Вся красота ночных небес, вся прелесть
Вечерней тьмы, весь пышный блеск рассвета,
Вся дивная пленительность заката,
Когда, следя за уходящим солнцем,
Я проливаю сладостные слезы
И, мнится, вместе с солнцем утопаю
В раю вечерних легких облаков,
И сень лесов, и зелень их, и голос
Вечерних птиц, поющих про любовь,
Сливающийся с гимном херувимов,
Меж тем как тьма уж реет над Эдемом,
Все, все — ничто пред красотою Ады.
Чтоб созерцать ее, я отвращаю
Глаза свои от неба и земли.

Но если ты владеешь существом
Столь дивной красоты, то почему
Несчастен ты?

Зачем я существую
И почему несчастен ты, и все,
Что существует в мире, все несчастно?
Ведь даже тот, кто создал всех несчастных,
Не может быть счастливым: созидать,
Чтоб разрушать — печальный труд! Родитель
Нам говорит: Он всемогущ, — зачем же
Есть в мире зло? Об этом много раз
Я спрашивал отца, и он ответил,
Что это зло — лишь путь к добру. Ужасный
И странный путь! Я видел, как ягненка
Ужалил гад: он извивался в муках,
А подле матка жалобно блеяла;
Тогда отец нарвал и положил
Каких-то трав на рану, и ягненок,
До этого беспомощный и жалкий,
Стал возвращаться к жизни понемногу
И скоро уж беспечно припадал
К сосцам своей обрадованной матки,
А та, вся трепеща, его лизала.
Смотри, мой сын, сказал Адам, как зло
Родит добро.

Что ж ты ему ответил?

Я промолчал, — ведь он отец мой, — только
Тогда ж подумал: лучше бы ягненку
Совсем не быть ужаленным змеею,
Чем возвратиться к жизни, столь короткой,
Ценою мук.

Но ты сказал, что ты
Из всех существ, тобой любимых, любишь
Всего сильнее ту, что воспиталась
С тобой одною грудью и питает
Своей — твоих малюток.

Да, сказал:
Чем был бы я без Ады?

Тем, чем я.

Ты чужд любви.